Ловец Душ
Пролог. Сын Божий.
Быть сыном божьим - проклятие.
Видеть глазами бога и знать то, что знает он. Эти знание и зрение разрывали его вновь и вновь.
Его комната была кельей, лишённой удобств, которая была всего лишь убежищем от помех. В этом ненавистном святилище сын божий выкрикивал тайны грядущего голосом, который решётка громкоговорителя в древнем боевом шлеме превращала в хор равнодушных металлических воплей.
Иногда его мускулы напрягались, растягивая мясо и сухожилия вдоль твёрдых как железо костей, а сын божий не в силах контролировать своё тело трясся и хрипло втягивал воздух. Часами длились эти припадки, когда каждый удар двух сердец мучительно обжигал нервы, проталкивая кровь через судорожно сжатые мускулы. В мгновения, когда он избавлялся от проклятого паралича, и резервное сердце замедлялось и останавливалось, сын божий избавлялся от боли, бьясь головой об стену. Свежие мучения отвлекали от образов, которые пылали перед глазами.
Это всегда срабатывало. Но ненадолго. Вернувшиеся видения оттесняли слабую боль и вновь омывали пламенем его разум.
Сын божий, до сих пор одетый в боевой доспех, бился скрытой под шлемом головой об стену, вновь и вновь обрушивая череп на сталь. Но из-за керамитового шлема и укреплённых костей скелета он больше вредил стене, чем себе.
Потерянный в том же проклятии, что привело его генетического отца к смерти, сын божий не видел кельи и не замечал данные, которые проносились по сетчатке, когда боевой дисплей шлема отслеживал и выцеливал контуры стен, петли закрытой двери и прочие незначительные детали неприветливой комнаты. В верхнем левом углу визорного дисплея его жизненные показатели отражались на прокручивающейся диаграмме, на которой вспыхивали ритмичные предупреждения, когда два сердца колотились слишком сильно даже для нечеловеческой физиологии или дыхание останавливал на минуты охвативший тело припадок.
И это была цена, которую он платил за сходство с отцом. Это было существование живого наследия бога.
Раб слушал у двери хозяина и считал минуты.
За укреплённой дверью из тёмного металла крики хозяина наконец-то утихли – по крайней мере, пока. Раб был человеком, что предполагало ограниченные чувства, но, прижав ухо к двери, он мог услышать дыхание хозяина. Это был режущий уши звук, неровный и хриплый, который вокс-громкоговорители череполикого шлема превращали в металлический рык.
И всё же, даже когда разум занимали другие мысли, раб продолжал считать секунды, которые складывались в минуты. Это было легко: он научился делать это инстинктивно, потому что в варпе не работал надёжно ни один хронометр.
Раба звали Септим, ибо он был седьмым. До него на службе хозяина находились шесть рабов, которых больше не было в рядах команды величественного корабля ”Завет Крови”.
Коридоры ударного крейсера Астартес были практически пустой, безмолвной паутиной из чёрной стали и тёмного железа. Они были венами великого корабля, который некогда бурлил от активности: сервиторы усердно исполняли свои нехитрые обязанности, космодесантники ходили из зала в зал, смертный экипаж исполнял миллиарды функций, которые были необходимы для того, чтобы корабль и дальше оставался в строю. В дни до великого предательства ”Завет” называли домом тысячи душ, среди которых было почти триста бессмертных Астартес.
Время изменило всё. Время и войны, которые оно принесло.
Коридоры были неосвещёнными, но не обесточенными. Умышленная тьма царила внутри ударного крейсера и столь глубока была она, что впиталась в стальные кости корабля. Это было совершенно естественно для Повелителей Ночи, каждый из которых был рождён на беспросветном мире. Для немногочисленного экипажа, который обитал во внутренностях ”Завета”, тьма была - сначала - неудобной. Большинство неминуемо акклиматизировалось. Они продолжали носить факелы и оптические усилители, ибо были людьми и не могли видеть как хозяева в искусственной ночи. Но со временем они обретали во тьме покой.
Со временем акклиматизация сменялось близостью. Те, чьи разумы никогда не привыкали к мраку, терялись в безумии и выбрасывались убитыми за неудачу. Другие привыкали и сближались с незримым окружением.
Мысли Септима шли глубже, чем у большинства. Все машины были наделены душой. Он знал это даже тогда, когда был верен Золотому Трону. Временами он говорил с пустотой, зная, что тьма сама по себе была сущностью, выражением разума корабля. Идти сквозь пропитавший корабль угольно-чёрный мрак значило жить внутри души ордена и вдыхать ощутимую ауру коварной злобы ”Завета”.
Тьма никогда не отвечала, но Септим обретал покой в присутствии корабля вокруг. Ребёнком он всегда боялся темноты. На самом деле, страх никогда не покидал раба, и в бесконечной ночи целостность его разума сохраняло лишь знание, что безмолвные чёрные коридоры не враждебны.
Также Септим был одинок. Ему было трудно признаться в этом даже себе. Гораздо проще было сесть во тьме и говорить с кораблём, даже зная, что он никогда не ответит. Иногда Септим чувствовал себя далёким от других слуг и рабов на борту. Большинство пробыло на службе Повелителем Ночи гораздо дольше. Они нервировали Септима. Многие шагали по коридорам с закрытыми глазами, ориентируясь среди холодных коридоров корабля по памяти, осязанию и другим чувствам, которые Септим не желал понимать.
Однажды во время безмолвных недель перед очередным сражением в другом мире Септим спросил, что стало с шестью рабами до него. Хозяин был в уединении, вдали от своих братьев, и молился духам оружия и доспехов. Тогда он пристально посмотрел на Септима глазами, которые были чёрными словно межзвёздная пустота.
И улыбнулся. Хозяин редко это делал. Под бледной кожей голубые вены выгнулись подобно тонким трещинам на чистом мраморе.
-Прим, - его голос был спокоен, как и всегда без боевого шлема, но всё равно глубоким и звучным, - был убит давным давно. В битве.
-Лорд, вы пытались спасти его?
-Нет. Я не знал о его смерти. Когда это произошло, меня не было на борту ”Завета”.
Раб хотел спросить, попытался ли бы хозяин спасти его предшественника, если бы мог, но, по правде сказать, боялся, что уже знает ответ.
-Ясно, - Септим облизнул пересохшие губы, - А остальные?
-Терций... изменился. Его изменил варп. Я уничтожил Терция, когда он перестал быть собой.
Это удивило Септима. Хозяин говорил ему раньше о важности слуг, которые могли сопротивляться безумию варпа и оставались незатронутыми порчей Губительных Сил.
-Он пал от ваших рук? - Спросил Септим.
-Да. Это было милосердием.
-Вижу. А остальные?
-Они старели. Они умерли. Все, кроме Секонда и Квинта.
-А что было сними?
-Квинта убил Возвышенный.
От этих слов кровь Септима похолодела. Он ненавидел Возвышенного.
-Почему? Какое он совершил прегрешение?
-Он не нарушал законов. Возвышенный убил Квинта в мгновение ярости. Он выпустил свой гнев на ближайшее живое существо. К несчастью для Квинта, это был он.
-А... Что случилось с Секондом?
-Я расскажу в другой раз. Почему ты спрашиваешь меня о бывших слугах?
Септим вдохнул, чтобы рассказать правду, исповедоваться в своих страхах, признаться, что он говорит с тьмой корабля, чтобы забыть об одиночестве. Но его мысли занимала судьба Терция. Смерть из-за безумия. Смерть из-за порчи.
-Мне любопытно, - так раб в первый и последний раз за свою службу солгал хозяину...
Звуки тяжёлых шагов вернули Септима к настоящему. Он отошёл от двери хозяина и сделал вдох, бросив невидящий взгляд в направлении коридора, из которого доносились шаги.
Он знал, кто идёт. Они увидят Септима. Они увидят его, даже если спрячется рядом, поэтому не было смысла бежать. Они ощутят запах Септимия и увидят ауру температуры тела. Поэтому он стоял, желая, чтобы его сердце перестало колотиться. Ведь они услышат и это. И улыбнуться его страхам.
Септим нажал на переключатель слабой дорожной лампы, убив тусклое жёлтое освещение и вновь окутав коридор абсолютной тьмой. Он сделал это из уважения к приближающимся Астартес и потому, что не хотел видеть их лица. Временами тьма делала общение с полубогами гораздо легче.
Собравшись, Септим закрыл ставшие бесполезными глаза и сконцентрировался на слухе и обонянии. Шаги были тяжёлыми и слишком широкими для человека, но на ногах явно не было доспехов. Шуршание туники или мантии. Всепроникающий привкус крови: резкий, насыщенный, металлический и достаточно сильный, чтобы щекотать язык. Это был запах самого корабля, но дистиллированный, очищенный, усиленный.
Другой полубог.
Один из родичей хозяина пришёл, чтобы увидеть своего брата.
-Септим, - раздался голос из тьмы.
Раб тяжело сглотнул, не доверяя своему голосу, но зная, что он должен говорить, - Да, лорд. Это я.
Шелест одеяний, звук чего-то мягкого на металле. Полубог погладил дверь хозяина?
-Септим, - повторил полубог. Его голос был нечеловечески низкими рокочущими звуками, - Как мой брат?
-Он ещё не вышел, лорд.
-Знаю. Я слышу его дыхание. Он спокойнее, чем раньше, - голос полубога казался задумчивым, - Септим, я не спрашиваю, вышел ли он. Я спрашиваю, как он.
-Эта беда длилась дольше, чем обычно, лорд, но мой хозяин молчал уже почти час. Я считал минуты. Это самый долгий период покоя с момента начала припадков.
Полубог фыркнул. Казалось, что столкнулись грозовые тучи. На мгновение Септим ощутил ностальгию; он не видел бурь – и даже не стоял под настоящим небом – уже годами.
-Осторожнее со словами, вассал, - сказал полубог, - Беда подразумевает проклятие. Мой брат, твой хозяин, благословен. Он видит глазами бога.
-Простите меня, великий, - Септим уже был на коленях и склонил голову, зная, что полубог ясно увидит его преклонение в кромешной тьме, - Я лишь использовал слова, которые использует мой хозяин.
Последовала долгая пауза.
-Септим. Встань. Ты боишься, и это влияет на твои суждения. Я не причиню тебе вреда. Разве ты не знаешь меня?
-Нет, великий лорд, - И это было правдой. Раб никогда не мог уловить разницы в голосах полубогов, голос каждого из которых был похож на низкий рык хищной кошки. Лишь голос его хозяина звучал по-другому, в львином рычании проскальзывала нотка мягкости. Септимий понимал, что это из-за знакомства, а не настоящего отличия тона хозяина, но это не помогало различать других, - Я могу лишь предположить, если будет позволено.
Последовал звук того, что полубог изменил позу, и шелест одеяний.
- Доставь мне удовольствие.
-Я верю, что вы – лорд Сайрион.
Очередная пауза.
-Как ты узнал, вассал?
-Потому, что вы смеялись, лорд.
В последовавшей за словами тишине Септим даже в темноте был уверен, что полубог улыбался.
-Расскажи мне, - наконец заговорил Астартес, - приходили ли сегодня остальные?
Раб сглотнул.
- Лорд Узас был здесь три часа назад, Лорд Сайрион.
-Я полагаю, что это было неприятно.
-Да, лорд.
-И что же делал мой любимый брат Узас, когда пришёл? – в голосе Кайрона была безошибочно узнаваемая нотка сарказма.
-Он слушал слова хозяина, но ничего не говорил, - Септим вспомнил холод во тьме, когда он стоял в коридоре рядом с Узасом и слышал, как хрипло дышит полубог и гудит его активированный боевой доспех, - Он был в военном облачении, лорд. Я не знаю причины.
-Это не секрет, - ответил Сайрион, - Твой хозяин все ещё в своём боевом доспехе. Последняя ”беда” нагрянула на него, когда мы сражались, а снять с него доспех значило пробудить его от видения.
-Я не понимаю, лорд.
-Да? Подумай, Септим. Сейчас ты можешь слышать крики моего брата, но они приглушены громкоговорителями шлема и металлом кельи. Но если кто-то хочет услышать его достаточно ясно... Он выкрикивает пророчества в вокс-сеть. Всякий носящий свои доспехи может услышать его крики по коммуникационным частотам.
Кровь Септима похолодела от этой мысль. Экипаж полубогов корабля слышит мучительные бесконечные крики его хозяина... Кожу раба закололо, словно её ужалила тьма. Дискомфорт – была ли это зависть? Бессилие? Септим не был уверен.
-Что он говорит, лорд? О чём видения моего хозяина?
Сайрион вновь положил ладонь на дверь, и в этот раз в его голосе не осталось ни следа веселья.
-Это те же видения, которые являлись нашему примарху, - тихо сказал Астартес, - О жертвах и битвах. О бесконечной войне.
Сайрион был не совсем прав.
Он говорил с уверенностью знающего, поскольку был слишком привычен к видениям брата. Но в этот раз в видениях поверженного воителя проступила новая грань. Это стало ясно примерно девять часов спустя, когда дверь наконец-то открылась.
Полубог, шатаясь, вывалился в коридор и прислонился к противоположной стене. Его мускулы были подобны огненным канатам на расплавленных костях, но боль была не худшим. Он умирил бы боль, как уже делал бессчётное множество раз. Дело было в слабости. Уязвимость. Это нервировало полубога, заставляя обнажить зубы в диком оскале от чистой незнакомости ощущений.
Движение. Сын божий ощутил движение слева. И повернул в сторону его источника голову, хотя всё ещё был подслеповат от оставшейся после припадка головной боли. Его способность чуять добычу, улучшенная, как и все чувства, зарегистрировала знакомые запахи: дымчатое прикосновение клубящегося ладана, мускусный запах пота и металлический привкус спрятанного оружия.
-Септим, - заговорил сын божий. Ему был чужд звук собственного голоса, скрипучий и шуршащий даже сквозь громкоговорители шлема.
-Я здесь, хозяин, - облегчение раба растаяло, когда он увидел, насколько слаб лорд. Это было ново для них обоих.
-Вы были потеряны для нас ровно восемьдесят один час и семнадцать минут, - продолжил Септим, информируя своего хозяина, как и всегда после припадков.
-Долго, - произнёс полубог, выпрямившись в полный рост. Септим смотрел, как встаёт его хозяин, и осторожно отклонил тусклый луч походной лампы, направив слабое освещение на пол. Света было достаточно, чтобы видеть, но в коридоре появился успокаивающий полумрак.
-Да, лорд. Весьма. Припадки длятся всё дольше.
-Да. Кто последний приходил ко мне?
-Лорд Сайрион семь часов назад. Я думал, что вы умираете.
-Какое-то время так и было, - змеиное шипение выравнивающегося воздушного давления раздалось, когда хозяин снял шлем. В тусклом свете Септим мог различить лишь гладкие черты лица лорда и чёрные как пруды дёгтя глаза. –Что вы видели? – спросил раб
-Тёмные предзнаменования и мёртвый мир. Направляйся в мои оружейные и начни приготовления. Я должен поговорить с Возвышенным.
-Приготовления? – запнулся Септим, - Новая война?
-Всегда есть новая война. Но сначала мы должны встретить кого-то. Кого-то, кто будет жизненно важен для нашего выживания. Мы должны совершить путешествие.
-Куда, лорд?
На лице полубога появилась редкая улыбка.
- Домой.
Быть сыном божьим - проклятие.
Видеть глазами бога и знать то, что знает он. Эти знание и зрение разрывали его вновь и вновь.
Его комната была кельей, лишённой удобств, которая была всего лишь убежищем от помех. В этом ненавистном святилище сын божий выкрикивал тайны грядущего голосом, который решётка громкоговорителя в древнем боевом шлеме превращала в хор равнодушных металлических воплей.
Иногда его мускулы напрягались, растягивая мясо и сухожилия вдоль твёрдых как железо костей, а сын божий не в силах контролировать своё тело трясся и хрипло втягивал воздух. Часами длились эти припадки, когда каждый удар двух сердец мучительно обжигал нервы, проталкивая кровь через судорожно сжатые мускулы. В мгновения, когда он избавлялся от проклятого паралича, и резервное сердце замедлялось и останавливалось, сын божий избавлялся от боли, бьясь головой об стену. Свежие мучения отвлекали от образов, которые пылали перед глазами.
Это всегда срабатывало. Но ненадолго. Вернувшиеся видения оттесняли слабую боль и вновь омывали пламенем его разум.
Сын божий, до сих пор одетый в боевой доспех, бился скрытой под шлемом головой об стену, вновь и вновь обрушивая череп на сталь. Но из-за керамитового шлема и укреплённых костей скелета он больше вредил стене, чем себе.
Потерянный в том же проклятии, что привело его генетического отца к смерти, сын божий не видел кельи и не замечал данные, которые проносились по сетчатке, когда боевой дисплей шлема отслеживал и выцеливал контуры стен, петли закрытой двери и прочие незначительные детали неприветливой комнаты. В верхнем левом углу визорного дисплея его жизненные показатели отражались на прокручивающейся диаграмме, на которой вспыхивали ритмичные предупреждения, когда два сердца колотились слишком сильно даже для нечеловеческой физиологии или дыхание останавливал на минуты охвативший тело припадок.
И это была цена, которую он платил за сходство с отцом. Это было существование живого наследия бога.
Раб слушал у двери хозяина и считал минуты.
За укреплённой дверью из тёмного металла крики хозяина наконец-то утихли – по крайней мере, пока. Раб был человеком, что предполагало ограниченные чувства, но, прижав ухо к двери, он мог услышать дыхание хозяина. Это был режущий уши звук, неровный и хриплый, который вокс-громкоговорители череполикого шлема превращали в металлический рык.
И всё же, даже когда разум занимали другие мысли, раб продолжал считать секунды, которые складывались в минуты. Это было легко: он научился делать это инстинктивно, потому что в варпе не работал надёжно ни один хронометр.
Раба звали Септим, ибо он был седьмым. До него на службе хозяина находились шесть рабов, которых больше не было в рядах команды величественного корабля ”Завет Крови”.
Коридоры ударного крейсера Астартес были практически пустой, безмолвной паутиной из чёрной стали и тёмного железа. Они были венами великого корабля, который некогда бурлил от активности: сервиторы усердно исполняли свои нехитрые обязанности, космодесантники ходили из зала в зал, смертный экипаж исполнял миллиарды функций, которые были необходимы для того, чтобы корабль и дальше оставался в строю. В дни до великого предательства ”Завет” называли домом тысячи душ, среди которых было почти триста бессмертных Астартес.
Время изменило всё. Время и войны, которые оно принесло.
Коридоры были неосвещёнными, но не обесточенными. Умышленная тьма царила внутри ударного крейсера и столь глубока была она, что впиталась в стальные кости корабля. Это было совершенно естественно для Повелителей Ночи, каждый из которых был рождён на беспросветном мире. Для немногочисленного экипажа, который обитал во внутренностях ”Завета”, тьма была - сначала - неудобной. Большинство неминуемо акклиматизировалось. Они продолжали носить факелы и оптические усилители, ибо были людьми и не могли видеть как хозяева в искусственной ночи. Но со временем они обретали во тьме покой.
Со временем акклиматизация сменялось близостью. Те, чьи разумы никогда не привыкали к мраку, терялись в безумии и выбрасывались убитыми за неудачу. Другие привыкали и сближались с незримым окружением.
Мысли Септима шли глубже, чем у большинства. Все машины были наделены душой. Он знал это даже тогда, когда был верен Золотому Трону. Временами он говорил с пустотой, зная, что тьма сама по себе была сущностью, выражением разума корабля. Идти сквозь пропитавший корабль угольно-чёрный мрак значило жить внутри души ордена и вдыхать ощутимую ауру коварной злобы ”Завета”.
Тьма никогда не отвечала, но Септим обретал покой в присутствии корабля вокруг. Ребёнком он всегда боялся темноты. На самом деле, страх никогда не покидал раба, и в бесконечной ночи целостность его разума сохраняло лишь знание, что безмолвные чёрные коридоры не враждебны.
Также Септим был одинок. Ему было трудно признаться в этом даже себе. Гораздо проще было сесть во тьме и говорить с кораблём, даже зная, что он никогда не ответит. Иногда Септим чувствовал себя далёким от других слуг и рабов на борту. Большинство пробыло на службе Повелителем Ночи гораздо дольше. Они нервировали Септима. Многие шагали по коридорам с закрытыми глазами, ориентируясь среди холодных коридоров корабля по памяти, осязанию и другим чувствам, которые Септим не желал понимать.
Однажды во время безмолвных недель перед очередным сражением в другом мире Септим спросил, что стало с шестью рабами до него. Хозяин был в уединении, вдали от своих братьев, и молился духам оружия и доспехов. Тогда он пристально посмотрел на Септима глазами, которые были чёрными словно межзвёздная пустота.
И улыбнулся. Хозяин редко это делал. Под бледной кожей голубые вены выгнулись подобно тонким трещинам на чистом мраморе.
-Прим, - его голос был спокоен, как и всегда без боевого шлема, но всё равно глубоким и звучным, - был убит давным давно. В битве.
-Лорд, вы пытались спасти его?
-Нет. Я не знал о его смерти. Когда это произошло, меня не было на борту ”Завета”.
Раб хотел спросить, попытался ли бы хозяин спасти его предшественника, если бы мог, но, по правде сказать, боялся, что уже знает ответ.
-Ясно, - Септим облизнул пересохшие губы, - А остальные?
-Терций... изменился. Его изменил варп. Я уничтожил Терция, когда он перестал быть собой.
Это удивило Септима. Хозяин говорил ему раньше о важности слуг, которые могли сопротивляться безумию варпа и оставались незатронутыми порчей Губительных Сил.
-Он пал от ваших рук? - Спросил Септим.
-Да. Это было милосердием.
-Вижу. А остальные?
-Они старели. Они умерли. Все, кроме Секонда и Квинта.
-А что было сними?
-Квинта убил Возвышенный.
От этих слов кровь Септима похолодела. Он ненавидел Возвышенного.
-Почему? Какое он совершил прегрешение?
-Он не нарушал законов. Возвышенный убил Квинта в мгновение ярости. Он выпустил свой гнев на ближайшее живое существо. К несчастью для Квинта, это был он.
-А... Что случилось с Секондом?
-Я расскажу в другой раз. Почему ты спрашиваешь меня о бывших слугах?
Септим вдохнул, чтобы рассказать правду, исповедоваться в своих страхах, признаться, что он говорит с тьмой корабля, чтобы забыть об одиночестве. Но его мысли занимала судьба Терция. Смерть из-за безумия. Смерть из-за порчи.
-Мне любопытно, - так раб в первый и последний раз за свою службу солгал хозяину...
Звуки тяжёлых шагов вернули Септима к настоящему. Он отошёл от двери хозяина и сделал вдох, бросив невидящий взгляд в направлении коридора, из которого доносились шаги.
Он знал, кто идёт. Они увидят Септима. Они увидят его, даже если спрячется рядом, поэтому не было смысла бежать. Они ощутят запах Септимия и увидят ауру температуры тела. Поэтому он стоял, желая, чтобы его сердце перестало колотиться. Ведь они услышат и это. И улыбнуться его страхам.
Септим нажал на переключатель слабой дорожной лампы, убив тусклое жёлтое освещение и вновь окутав коридор абсолютной тьмой. Он сделал это из уважения к приближающимся Астартес и потому, что не хотел видеть их лица. Временами тьма делала общение с полубогами гораздо легче.
Собравшись, Септим закрыл ставшие бесполезными глаза и сконцентрировался на слухе и обонянии. Шаги были тяжёлыми и слишком широкими для человека, но на ногах явно не было доспехов. Шуршание туники или мантии. Всепроникающий привкус крови: резкий, насыщенный, металлический и достаточно сильный, чтобы щекотать язык. Это был запах самого корабля, но дистиллированный, очищенный, усиленный.
Другой полубог.
Один из родичей хозяина пришёл, чтобы увидеть своего брата.
-Септим, - раздался голос из тьмы.
Раб тяжело сглотнул, не доверяя своему голосу, но зная, что он должен говорить, - Да, лорд. Это я.
Шелест одеяний, звук чего-то мягкого на металле. Полубог погладил дверь хозяина?
-Септим, - повторил полубог. Его голос был нечеловечески низкими рокочущими звуками, - Как мой брат?
-Он ещё не вышел, лорд.
-Знаю. Я слышу его дыхание. Он спокойнее, чем раньше, - голос полубога казался задумчивым, - Септим, я не спрашиваю, вышел ли он. Я спрашиваю, как он.
-Эта беда длилась дольше, чем обычно, лорд, но мой хозяин молчал уже почти час. Я считал минуты. Это самый долгий период покоя с момента начала припадков.
Полубог фыркнул. Казалось, что столкнулись грозовые тучи. На мгновение Септим ощутил ностальгию; он не видел бурь – и даже не стоял под настоящим небом – уже годами.
-Осторожнее со словами, вассал, - сказал полубог, - Беда подразумевает проклятие. Мой брат, твой хозяин, благословен. Он видит глазами бога.
-Простите меня, великий, - Септим уже был на коленях и склонил голову, зная, что полубог ясно увидит его преклонение в кромешной тьме, - Я лишь использовал слова, которые использует мой хозяин.
Последовала долгая пауза.
-Септим. Встань. Ты боишься, и это влияет на твои суждения. Я не причиню тебе вреда. Разве ты не знаешь меня?
-Нет, великий лорд, - И это было правдой. Раб никогда не мог уловить разницы в голосах полубогов, голос каждого из которых был похож на низкий рык хищной кошки. Лишь голос его хозяина звучал по-другому, в львином рычании проскальзывала нотка мягкости. Септимий понимал, что это из-за знакомства, а не настоящего отличия тона хозяина, но это не помогало различать других, - Я могу лишь предположить, если будет позволено.
Последовал звук того, что полубог изменил позу, и шелест одеяний.
- Доставь мне удовольствие.
-Я верю, что вы – лорд Сайрион.
Очередная пауза.
-Как ты узнал, вассал?
-Потому, что вы смеялись, лорд.
В последовавшей за словами тишине Септим даже в темноте был уверен, что полубог улыбался.
-Расскажи мне, - наконец заговорил Астартес, - приходили ли сегодня остальные?
Раб сглотнул.
- Лорд Узас был здесь три часа назад, Лорд Сайрион.
-Я полагаю, что это было неприятно.
-Да, лорд.
-И что же делал мой любимый брат Узас, когда пришёл? – в голосе Кайрона была безошибочно узнаваемая нотка сарказма.
-Он слушал слова хозяина, но ничего не говорил, - Септим вспомнил холод во тьме, когда он стоял в коридоре рядом с Узасом и слышал, как хрипло дышит полубог и гудит его активированный боевой доспех, - Он был в военном облачении, лорд. Я не знаю причины.
-Это не секрет, - ответил Сайрион, - Твой хозяин все ещё в своём боевом доспехе. Последняя ”беда” нагрянула на него, когда мы сражались, а снять с него доспех значило пробудить его от видения.
-Я не понимаю, лорд.
-Да? Подумай, Септим. Сейчас ты можешь слышать крики моего брата, но они приглушены громкоговорителями шлема и металлом кельи. Но если кто-то хочет услышать его достаточно ясно... Он выкрикивает пророчества в вокс-сеть. Всякий носящий свои доспехи может услышать его крики по коммуникационным частотам.
Кровь Септима похолодела от этой мысль. Экипаж полубогов корабля слышит мучительные бесконечные крики его хозяина... Кожу раба закололо, словно её ужалила тьма. Дискомфорт – была ли это зависть? Бессилие? Септим не был уверен.
-Что он говорит, лорд? О чём видения моего хозяина?
Сайрион вновь положил ладонь на дверь, и в этот раз в его голосе не осталось ни следа веселья.
-Это те же видения, которые являлись нашему примарху, - тихо сказал Астартес, - О жертвах и битвах. О бесконечной войне.
Сайрион был не совсем прав.
Он говорил с уверенностью знающего, поскольку был слишком привычен к видениям брата. Но в этот раз в видениях поверженного воителя проступила новая грань. Это стало ясно примерно девять часов спустя, когда дверь наконец-то открылась.
Полубог, шатаясь, вывалился в коридор и прислонился к противоположной стене. Его мускулы были подобны огненным канатам на расплавленных костях, но боль была не худшим. Он умирил бы боль, как уже делал бессчётное множество раз. Дело было в слабости. Уязвимость. Это нервировало полубога, заставляя обнажить зубы в диком оскале от чистой незнакомости ощущений.
Движение. Сын божий ощутил движение слева. И повернул в сторону его источника голову, хотя всё ещё был подслеповат от оставшейся после припадка головной боли. Его способность чуять добычу, улучшенная, как и все чувства, зарегистрировала знакомые запахи: дымчатое прикосновение клубящегося ладана, мускусный запах пота и металлический привкус спрятанного оружия.
-Септим, - заговорил сын божий. Ему был чужд звук собственного голоса, скрипучий и шуршащий даже сквозь громкоговорители шлема.
-Я здесь, хозяин, - облегчение раба растаяло, когда он увидел, насколько слаб лорд. Это было ново для них обоих.
-Вы были потеряны для нас ровно восемьдесят один час и семнадцать минут, - продолжил Септим, информируя своего хозяина, как и всегда после припадков.
-Долго, - произнёс полубог, выпрямившись в полный рост. Септим смотрел, как встаёт его хозяин, и осторожно отклонил тусклый луч походной лампы, направив слабое освещение на пол. Света было достаточно, чтобы видеть, но в коридоре появился успокаивающий полумрак.
-Да, лорд. Весьма. Припадки длятся всё дольше.
-Да. Кто последний приходил ко мне?
-Лорд Сайрион семь часов назад. Я думал, что вы умираете.
-Какое-то время так и было, - змеиное шипение выравнивающегося воздушного давления раздалось, когда хозяин снял шлем. В тусклом свете Септим мог различить лишь гладкие черты лица лорда и чёрные как пруды дёгтя глаза. –Что вы видели? – спросил раб
-Тёмные предзнаменования и мёртвый мир. Направляйся в мои оружейные и начни приготовления. Я должен поговорить с Возвышенным.
-Приготовления? – запнулся Септим, - Новая война?
-Всегда есть новая война. Но сначала мы должны встретить кого-то. Кого-то, кто будет жизненно важен для нашего выживания. Мы должны совершить путешествие.
-Куда, лорд?
На лице полубога появилась редкая улыбка.
- Домой.
Часть Первая. Единство Отступников
”Сыны мои, галактика в огне.
Мы все свидетели последней истины: путь Империума – не наш путь.
Вас никогда не согревал свет Императора, Имперский орел не распростер над вами своих крыльев. И не бывать этому!
Восстаньте, закованные в полуночную тьму, обагрите ваши когти кровью лживой империи моего отца, пронесите сквозь века войны свою ненависть к мертвому богу.
Восстаньте, сыны мои, и вознесите свой гнев к звездам,
Во имя меня,
В память обо мне.
Восстаньте, мои Повелители Ночи!
—Примарх Конрад Керз
На последнем собрании VIII Легиона.
Мы все свидетели последней истины: путь Империума – не наш путь.
Вас никогда не согревал свет Императора, Имперский орел не распростер над вами своих крыльев. И не бывать этому!
Восстаньте, закованные в полуночную тьму, обагрите ваши когти кровью лживой империи моего отца, пронесите сквозь века войны свою ненависть к мертвому богу.
Восстаньте, сыны мои, и вознесите свой гнев к звездам,
Во имя меня,
В память обо мне.
Восстаньте, мои Повелители Ночи!
—Примарх Конрад Керз
На последнем собрании VIII Легиона.
Нострамо.
Одинокий астероид вращался в пустоте. Отделенный десятками миллионов километров от ближайшей планеты, он явно не мог быть естественным спутником ни одной из планет сектора.
Это было хорошо. Это было чертовски хорошо.
Картану Сайну, с его наметанным глазом и ухмылкой знатока, вращавшаяся в мёртвом пространстве сегментума Ультима каменная глыба представлялась воплощением красоты. Вернее, то, что она содержала в себе, было воплощением красоты, так как сулило деньги. Баснословные деньги.
Его отлично вооруженное торговое судно, с нарочито изысканным именем «Звездная Дева», висело на высокой орбите над астероидом. «Дева» была крупной леди, и ей пришлось бы сбросить вес для участия в сложных маневрах, но в то время, как Сайн ценил стройность и худобу в женщинах, на своем корабле он предпочитал видеть броню потолще. Пожертвовать быстроходностью ради большей прибыли – оно того стоило.
Пираты были ей не страшны: «Дева» щетинилась орудийными батареями, купленными на средства от разработки горных пород. Часто ему приходилось платить налог на свои находки, но в случаях подобных этому – а такие случаи были довольно редки в его практике – Сайн занимал позицию на орбите и отправлял вниз на поверхность отряды сервиторов, чтобы начать работы. И сейчас они были внизу, эти лоботомированные владыки своего собственного рудного мирка. Прошло лишь несколько часов с момента высадки, а разработка астероида шла полным ходом.
Развалившись на своем командном троне, Сайн смотрел сквозь обзорный экран на серое с серебристыми прожилками невозделанное каменное поле, сулившее фантастические выгоды. В сотый раз за последние полчаса сверившись с данными планетарного сканирования на дисплее зажатого в руке инфопланшета, он заулыбался: сложные числа напротив слова «адамантий» приятно радовали глаз.
Трон благословенный, да он богач! Адептус Механикус заплатят целое состояние за бесценнейшую адамантиевую руду, хотя если бы его удостоили титула Верховного Лорда за координаты этого астероида, было бы тоже весьма неплохо.
Хитрость заключалась в том, чтобы оставить достаточно руды эксплораторам Механикус в доказательство ценности находки и при этом набить сырьем трюмы до отказа к моменту встречи с ними. Учитывая количество редкого металла в астероиде, это не составит абсолютно никакого труда.
Сайн снова взглянул на цифры, и его благородное лицо снова озарилось улыбкой.
Взгляд задержался на строчках данных инфопланшета, улыбка сменилась алчным оскалом. Тремя секундами позже его прекрасное настроение было уничтожено, когда по всему грязному капитанскому мостику «Девы» разнеслись завывания сигнала тревоги.
Сервиторы и члены экипажа суетились в тесном пространстве круглого отсека, выполняя свои обязанности.
- A вот доклад сейчас был бы очень кстати… – произнес Картан Сайн, не обращаясь ни к кому конкретно. В ответ сервитор, обслуживавший навигационную консоль, невнятно промямлил что-то на бинарном коде, еле двигая челюстями. Сайн устало вздохнул. Этого сервитора надо будет заменить.
- Хоть я так ничего и не понял, но все же спасибо за сообщение, – сказал он. - А теперь как насчет доклада от того, кто еще исправен?
Кровь Императора, дела плохи. Если еще какой-то капер решил попытать счастья в этих краях, Сайну придется изрядно помаяться с дележом добычи, а это ни для одной из заинтересованных сторон добром не кончится. Гораздо хуже, если сюда пожалуют Механикус – никаких прав на находку, ни набитого под завязку трюма, ни возможности договориться на взаимовыгодных условиях.
Штурман Тор оторвался от монохромного экрана, по которому бежали строчки рунического шрифта. Он был одет в такую же форму, как и его капитан, которая красноречиво говорила о том, что куда более привычной средой обитания для обоих мужчин были трущобы нижних уровней мира-улья.
- Это корабль Астартес, - сказал Тор. Сайн хохотнул в ответ.
- Нет, не может быть.
Лицо Тора побледнело, он медленно кивнул, отчего Сайн подавился смешком.
- Но так оно и есть. Появился из ниоткуда, Кар. Это ударный крейсер Астартес.
- Надо же, какая редкость! - торговец улыбнулся. - По крайней мере, они здесь точно не ради горных разработок. Подведи нас поближе, давай посмотрим на их корабль. Возможно, другого такого мы больше никогда не увидим.
Неясные блики далеких звезд за стеклом обзорного экрана медленно сменились обводами военного судна. Громадного, темного и смертоносного. Иззубренного, длинного и убийственного. Корпус цвета глубокой ночи был отделан бронзой, местами почерневшей за столетия боев. Это была обретшая форму ярость Астартес.
- Он прекрасен, – восхищенно произнес Сайн. - Я рад, что они на нашей стороне.
- Хм. Он идет на сближение.
Картан Сайн повернулся спиной к величественному зрелищу и смерил хмурым взглядом Тора.
- Еще раз, что он делает?
- Корабль взял курс на сближение. Он направляется к нам.
- Нет, не может быть! - повторил торговец, в этот раз решив обойтись без смешков.
Тор все еще пялился на дисплей своей приборной панели.
- Но это так.
- Кто-нибудь, дайте мне код приёмоответчика и откройте канал связи!
- Есть код идентификации, - пальцы Тора застучали по клавишам, и он снова уставился в экран. – Судно значится под именем «Завет крови», сведений о принадлежности нет.
- Нет сведений о принадлежности. Это в порядке вещей?
Тор пожал плечами.
- Откуда мне знать? Я раньше никогда их не видел.
- Может быть, это в порядке вещей для всех кораблей Астартес?
Сайн задумался, что было вполне понятно. Независимость Астартес и их особое положение в традиционной имперской иерархии была широко известна.
- Может быть и так, - ответил Тор без особой уверенности.
- Сколько еще мне ждать связи? – вздохнул Сайн.
- Канал открыт, – пробормотал сервитор, от его головы отходило несколько черных кабелей, соединявших его напрямую с консолью связи.
- Давайте разберемся с этим, - устроившись поудобней на своем троне, Картан активировал вокс-передатчик. - Говорит капитан торгового судна «Звездная Дева» Картан Сайн. Я являюсь правообладателем этого астероида и ценности, которую он может представлять. Насколько мне известно, я не нарушил границ и законов этого региона. Мое почтение вам, корабль Астартес.
Ответом ему было молчание. Напряженное молчание, оставившее у Картана неприятное чувство, что на другом конце Астартес слушали его речь, просто решив не отвечать.
Он попробовал снова:
- Если я ошибочно заявил права на источник прибыли, уже находящийся в ведении ваших благородных сил, я готов вести переговоры.
- Переговоры?
- Заткнись, Тор! – рявкнул капитан, но Тор не собирался замолкать.
- Да ты спятил! Если этот проклятый камень принадлежит им, давай просто уйдем!
- Заткнись, идиот! Разве горные разработки когда-либо входили в круг интересов Астартес?! – настаивал Сайн, ощущая, как его уверенность тает с каждой секундой. – Я всего лишь пытаюсь оставить свободу выбора нам! Мне еще раз напомнить тебе, что более сотни наших сервиторов и тяжелое оборудование стоимостью в несколько тысяч имперских крон находятся сейчас на поверхности астероида? Напомнить тебе, что Эвридика в данный момент находится там, внизу, с командами горняков? Без нее мы далеко не улетим, не так ли?
Бледный как полотно Тор не нашелся что возразить. Излишне говорить, что он, как и прежде, придерживался мнения о том, что Эвридике следует находиться на борту и все ее «мне скучно, пойду прогуляюсь!» должны быть пресечены.
- Крейсер все еще движется к нам.
- Идет боевым курсом? – Сайн подался вперед на троне.
- Возможно. Я не знаю, как такие корабли атакуют. Беда в том, что их носовое вооружение направлено в нашу сторону.
Сайн привык думать, что он был веселым человеком. Он любил пошутить как и любой другой человек, но нынешняя ситуация выходила далеко за рамки невинной шутки.
- Трон Бога-Императора, - взмолился Тор слабеющим голосом, - их лэнс-излучатели активированы… Они активировали все оружие…
- Это уже не смешно, это просто нелепость какая-то! – торговец снова щелкнул кнопкой включения вокса, стараясь не выдать голосом охватившего его отчаяния. – Корабль Астартес «Завет крови», во имя Бога-Императора, каковы ваши намерения?
Ответом был вкрадчивый шепот, прошелестевший по капитанскому мостику «Девы», Сайн ощутил его кожей - порыв холодного ветра, что всегда предвещает бурю.
- Рыдайте, ибо вы разделите участь вашего бога-трупа, - шептал голос. – Мы пришли за вами.
Бой был недолгим.
Сражения в глубоком космосе были медленным танцем техники, освещаемым яркими вспышками орудийных залпов и взрывов. «Звездная Дева» неплохо справлялась с задачами, для которых была создана: совершала дальние перевозки грузов, бывала в разведывательных полетах и отбивалась от алчных атак незадачливых пиратских баронов.
Капитан Картан Сайн многие годы вкладывал солидные суммы в свой корабль. Его многослойные пустотные щиты поддерживались в идеальном состоянии; грозные батареи были сравнимы по мощи с орудиями крейсеров Имперского Флота таких же габаритов.
Бой занял ровно пятьдесят одну секунду, но изрядная часть этого времени была подарком умирающему судну: «Завет крови» играл со своей жертвой, перед тем как нанести смертельный удар.
Ударный крейсер Астартес подходил ближе, обрушивая на «Звездную Деву» шквал огня из лэнс-излучателей. Лучи концентрированной энергии рассекали пространство меж двух кораблей, и через пару мгновений пустотные щиты «Девы» вспыхнули с ослепляющей яркостью. Там, где огненные копья отражались от щитов, волны разноцветных всполохов проносились вокруг корпуса торгового судна, подобно растекшемуся маслу по поверхности воды.
Щиты «Девы» выдержали несколько секунд этой прекрасной пытки, прежде чем пасть под натиском боевого корабля. Похожие на мыльный пузырь во всех отношениях, они лопнули с треском энергии, оставив корабль беззащитным, за исключением усиленной брони корпуса.
К этому моменту Картан Сайн успел собрать всю судовую команду, обслуживающую капитанский мостик, и отдал приказ открыть ответный огонь. Заградительный огонь из обычных орудийных батарей торгового судна был несравнимо слабее точных ударов лэнс-излучателей корабля Астартес. «Завет Крови» подобрался ближе, его пустотные щиты переливались всеми цветами радуги и – что нисколько не удивило Сайна – без особого труда выдерживали ответный огонь. Приближающийся корабль игнорировал контратаку, он разрядил свои лэнс-излучатели во второй раз.
Теперь, когда щиты были сбиты, лучи вгрызались в корпус «Девы». Хищные разрезы вскрыли обшивку обреченного судна, вспышки лазерного огня искусно прошивали его броню. «Дева» едва смогла ответить, кренясь на бок, теряя стабильность и сотрясаясь от дюжины взрывов по всей длине корпуса. Особым вниманием излучатели «Завета» удостоили взрывоопасные секции корабля: плазменные батареи, внутренний контур двигателя и топливные отсеки. Внезапно ударный крейсер прекратил свою атаку, держась на некотором расстоянии от изуродованной жертвы.
В то время как «Дева» сотрясалась и трещала по швам от множественных взрывов, ее капитан с ненавистью наблюдал, как боевой корабль грациозно удалялся прочь. На одно мгновение ему вспомнилось, как он охотился на серых рысей на Фалодаре, и момент, когда он видел, как большая кошка убивала одно из конеподобных животных, которые были их излюбленной добычей. Рысь молниеносно нападала, разрывала глотку и живот лошади, а затем отступала, наблюдая, как животное истекало кровью и умирало. Он никогда не забывал этого. Он полагал, что та планета была поражена чем-то, и это сказалось на поведении ее фауны.
- Помнишь Фалодар? – Сайн обратился к Тору.
Ответа не было. Мостик потонул в криках и завываниях сигналов тревоги, пока оставшиеся члены экипажа и сервиторы безнадежно пытались спасти разваливающийся на куски корабль. Шум раздражал Сайна. Как будто их возня могла им чем-то помочь!
Торговец все еще был у обзорного экрана, когда последовал последний удар. Слепящая вспышка возникла перед ним, лишив его зрения, поглотив все видимое пространство. Шум и паника мгновенно стихли раз и навсегда.
Эвридика Мерваллион видела гибель «Девы» на орбите. Она с ужасом смотрела, как судно взорвалось от прицельного огня другого корабля, который невозможно было разглядеть даже через мощные магнокуляры, так как он находился на значительном расстоянии. Но как бы там ни было, он расстрелял ”Деву» почти в упор, и это означало, что, застряв на астероиде, она тоже была обречена на смерть.
Дом Мерваллион был одним из малоизвестных домов навигаторов среди множества таких же: незначительных, почти лишенных влияния и богатства и предоставлявших посредственных навигаторов, - из всего этого следовало, что будущее Эвридики в Навис Нобилитэ было предопределено назначением на второсортный корабль вроде ”Звездной Девы» под командованием сального типа каким был Картан Сайн.
и все же, несмотря на свое происхождение и биографию, она считала, что заслуживает лучшей смерти нежели такая.
Лагерь был еще не организован: вокруг челнока в самом центре базы суетились группы сервиторов, разгружавших тяжелую технику и буровые колонны. Одетая в неуклюжий, дешевый и крайне неудобный скафандр и стеклянный сферическом шлем, Эвридика вглядывалась в черное небо, не обращая внимания на сервиторов. Они топтались вокруг в своих защитных костюмах, закручивая детали, регулируя и запуская механизмы, – приводили в рабочее состояние оборудование, необходимое для буровых операций. Девушку все это раздражало. Как глупо и бессмысленно она погибнет! Даже если неведомые враги не соизволят спуститься на поверхность астероида, она в любом случае застрянет здесь навеки. Ее челнок не годился для полетов сквозь варп, и ее способность видеть свет Астрономикона теряла всякий смысл, к тому же, у нее не было никаких ресурсов для хоть сколько-нибудь серьезного путешествия, даже если бы она смогла как-либо покинуть этот бесплодный кусок породы. Все, что у нее было, это неопределенный запас кислорода внутри челнока, продовольствие, которого должно хватить на три недели, и около сотни сервиторов, готовых добывать адамантий из богатого залежами данного минерала астероида. Лишенным разума рабам было невдомек, что их родной корабль превратился в груду обломков, дрейфующих в космическом пространстве.
Не в первый раз она жалела, что связалась с Сайном. Не то чтобы у нее был какой-то выбор, но все же..
Три года назад она стояла в тронном зале Дома, преклонив колени перед Целестархом, облаченная в традиционную тогу, которую члены ее семьи носили на Терре, и говорила с ним.
- Отец,
- Эвридика, - произнес он невыразительным блеющим голосом, который издавала громоздкая вокс-коробка, заменявшая нижнюю половину его лица, - Дом призывает тебя.
Эти слова прозвенели в ее голове, пронизывая все тело неприятным холодом. Теперь ничто не будет таким как прежде. В 25 стандартных лет она наконец была призвана исполнять свой долг. Ей было нелегко взглянуть в лицо отцу. Эвридика знала, что отцу чудом удалось выжить после крушения спидера около шести месяцев назад. Многочисленные и дорогостоящие восстановительные операции спасли ему жизнь и частично тело, но он был уже не тем человеком, которого Эвридика знала с малых лет. Дом Мерваллион, даже будучи частью Навис Нобилитэ, едва ли мог позволить себе регенеративное лечение для Целестарха, чтобы добиться полного восстановления. Его дочери было неприятно видеть отца в таком жалком состоянии.
Это было его бременем. Он решил разжечь пламя вражды с Домом Йезаре. Он подписал контракт, который привел к гибели наследника Йезаре.
Насколько Эвридике было известно, ее отец получил по заслугам, и крушение его спидера было актом мести. Времени на мелкие склоки и междоусобицы, связывавшие Дома Навигаторов крепче уз родства, у нее не было.
- Кто заплатил за таланты нашего Дома, отец?
Было бы неправильно сказать, что она мечтала об этом дне, и уж точно при мысли о нем не захватывало дух от восторга. В иерархии Дома Мерваллион Эвридика была восьмой из дочерей Целестарха, до смешного далекой даже от запаха наследства, и она знала, сколько себя помнила, что ей уготована участь служить на какой-нибудь транзитной посудине. Ни славы, ни чести, ни удовольствия – лишь скудное жалование в семейную казну. И все равно, теперь, когда настал этот момент, она не могла не помечтать о том, что ждало ее в будущем. Трепет надежды покалылал кожу, вызывая улыбку. Возможно, она будет избрана, чтобы вести через Море Душ один из военных кораблей Имперского флота в бесконечные Крестовые Походы. Может быть, ей посчастливится вести судно Астартес…
- Свободный торговец, - сказал ее отец, - по имени Картан Сайн.
Эти слова для нее ничего не значили. Абсолютно ничего, кроме того, что все ее надежды угасли в одно мгновение, как пламя свечи от порыва ветра. Ни одна династия торговцев не опустится до того, чтобы купить дочь Дома Мерваллион.
На протяжении трех лет это было все же терпимо. Конечно, радости в том, чтобы отбиваться от грязных поползновений Сайна, было мало, но зато Эвридика повидала огромную часть сегментума за время службы в должности Навигатора «Девы». Она узнала корабль, узнала его экипаж. Во сне и наяву, она слышала голос этой почтенной дамы в скрипах перегородок и ворчании двигателей. «Дева» была спокойным созданием и свои возмущения выражала самым вежливым и мягким тоном, чем очень нравилась Эвридике.
Но это не давало чувства удовлетворения амбиций. Особенно если учесть, что и заработок был весьма скромным. Да, получала она больше, чем поначалу расчитывала, и могла позволить себе финансовые вольности даже после уплаты десятины в пользу Дома Мерваллион, но все равно ее жизнь едва ли можно было назвать комфортной. Сайн вечно тратил огромные суммы имперских крон на усовершенствования своей драгоценной разжиревшей матроны, что в свете последних событий было отнюдь не самым разумным шагом. Отличная работа, Сайн! Все эти пушки тебе, безусловно, помогли, когда в них возникла необходимость!
Очень тихо, еще раз оглядев лагерь и работающих сервиторов, навигатор извергла поток таких проклятий, услышав которые, любой член ее семьи тут же решил бы, что она окончательно деградировала, и вознес бы молитву о просветлении ее разума. Несколько слов из этой бранной тирады были выдуманными, однако носили весьма непристойный биологический характер.
Все ее волнения потеряли значение. Безоружная, не такая богатая, как ей хотелось бы, покинутая на астероиде, где была обречена на верную смерть в течение месяца, Эвридика наблюдала за огненным шаром, стремительно несшимся к поверхности со звездного неба.
- Томаш, - она окликнула по воксу управляющего бурильными работами. Она была далеко не единственной живой душой здесь, внизу, но дюжина техников и бригада вооруженных людей врядли создали бы особую проблему для врагов, завершивших путешествие «Девы» в мгновение ока.
- Да, леди, - ответили на другом конце лагеря.
- Хм... Проблемы.
- Я знаю, леди. Мы их тоже видели. Вам необходимо укрыться в безопасном месте.
- Правда? И это где же?
Он не ответил. Эвридика оглянулась через плечо на четверых телохранителей; они никогда не оставляли ее одну, когда она покидала свою комнату. Их взгляды также были обращены к чему-то, летящему к линии горизонта.
- Леди Мерваллион, мы должны покинуть это место. Вам лучше пойти с нами.
- Забавно звучит, но я пожалуй останусь умирать тут, спасибо за заботу.
- Леди..
- Можете бежать, если хотите. Сайн мертв, теперь вам более нет нужды рисковать из-за меня своими жизнями.
- Леди, запасное посадочное поле..
- В двух неделях хода отсюда, - навигатор засмеялась, - полагаете, мы сможем обогнать их посадочный транспорт?
- Леди, прошу вас, мы должны уходить.
- Я вообще ничего не должна! У нас не хватит времени, чтобы запустить челнок, и нас наверняка собьют, если мы только попытаемся взлететь. И пока вы четверо стоите тут и гордо потрясаете своими дробовиками, я сомневаюсь, что вы станете серьезной преградой на пути наших врагов, кем бы они ни оказались.
Телохранители обменялись обеспокоенными взглядами.
- Леди, - сказал Ренвар, стараясь не встречаться с ней взглядом, - вы можете… использовать свои способности?
- Мои что?..
- Ваш глаз, леди. При всем уважении к вам, вы ведь можете убить их?
Ее лоб зудел. Скрытый под черной повязкой третий глаз, наследственный дар Навигатора, мягко пульсировал. Девушке хотелось почесать его, что было невозможно в ее стеклянном шлеме. Что ей сказать? Что ее силы иссякли? Что ее глаз не предназначен для подобных действий или что она просто никогда не пробовала использовать свой дар для таких целей?
- Просто уходите, - выдохнула она, - Сайн мертв, нам не спастись с этой глыбы, и я не пойду с вами в другой лагерь!
Мужчины ушли молча и с явным облегчением. Охранять навигатора не доставляло удовольствия ни одному из них. Страх шел рука об руку с долгом. Она была слишком иной: она смотрела в варп, и ни один разумный человек не хотел иметь ничего общего с ей подобными. Эвридика не расстраивалась. Они смотрели на нее с опаской из-за ее дара, и это стало для нее настолько привычным, что девушка едва замечала это.
-Томаш?
- Да, леди?
- Вы заберете сервиторов?
- Мы планировали оставить их, чтобы отвлечь внимание.
Эвридика усмехнулась. Трусливые подонки. Она дожидалась, пока техники и солдаты неуклюжей в условиях низкой гравитации походкой уковыляют к югу. Вскоре она осталась одна среди сотни сервиторов, продолжавших собирать и отлаживать бурильное оборудование. Огненный шар продолжал приближаться, увеличиваясь в размерах. Кто бы или что бы ни убило Сайна и его команду – она не решалась назвать их друзьями, хотя Тор был не так уж плох, - оно убьет и ее тоже.
- Отлично, - произнесла Навигатор, используя слово, которым была от души приправлена ее последняя тирада, – дерьмо.
В десантную команду входили четыре полубога и один смертный. Септим в старом скафандре тащился позади своего господина и его собратьев – лорда Сайриона, Узаса и Ксарла. Трап задрожал от их поступи, когда они наконец сошли на серебристо-серую поверхность астероида.
Раб позволил себе улыбнуться, увидев над собой небо – не столько небо, сколько черноту, усыпанную звездами; как всегда – ни солнечного света, ни облаков, но все же перемена в окружающем пространстве вызывала радость в его душе, когда он следовал за полубогами.
Одетый в боевой доспех господин Септима вел маленький отряд. Очищенный системами шлема воздух отдавал химикатами; когда они шли по лагерю, на дисплее его визора, сквозь кроваво-рубиновые линзы мелькали сервиторы. Его закованные в темный керамит кулаки сжимали древний болтер, заряженный и полностью готовый к бою, однако космодесантник сомневался, что ему придется выстрелить.
- Сервиторы, - отрапортовал он по воксу для тех, кто остался на борту «Завета» – Технические сервиторы, предназначенные для горных разработок, я насчитал сто семь.
- Превосходно, - протянул голос по воксу. Это было влажное, бормочущее рычание волка, чья глотка поражена опухолью. Вокс-канал Септима позволял ему слышать разговоры полубогов, и он вздрогнул от голоса Возвышенного. Отряд двигался по лагерю с терпеливой осторожностью, не обращая никакого внимания на трудящихся сервиторов. Бионические рабы в свою очередь игнорировали пришедших, монотонно выполняя прописанные в их программах операции.
- Согласно последнему подсчету, сто семь сервиторов, - повторил хозяин Септима, - большинство из них можно было бы использовать для наших нужд.
- Какая разница?! – рыкнул другой голос. Септим видел, как шедший впереди Ксарл остановился.
Его броня была увешана черепами, как людей, так и чужих. Несколько болтались на цепях, свисавших с пояса, образуя многоярусную гирлянду вокруг его бедер. – Мы пришли сюда не за безмозглыми рабами!
- Да, - прорычал еще один из них, в манере, свойственной Узасу, - нам ни к чему задерживаться здесь, Магистр Войны призывает нас на Крит.
- Септим, подтверди, что это тот астероид, который мы искали.
Септим покорно кивнул своему хозяину, уже сканируя горстку пыли и мелких камешков. Его ауспекс показывал зеленые столбцы данных рядом с ранее сделанными пиктами.
- Подтверждено, господин.
Громада посадочного челнока с «Девы» возвышалась над ними. Его вооружение выглядело жалким, но самым возмумительным было то, что единственная лазерная пушка, установленная на корпусе челнока, открыла огонь по четырем полубогам внизу. Эвридика Мерваллион сидела за рулевой консолью и управляла прицелом пушки, наблюдая за расплывающимися на экране пикт-линка пятнами целей, и хмурилась всякий раз, когда оружие палило мимо.
Отряд снаружи оставался невредимым, укрывшись за осями шестиколесных погрузчиков руды и бурильных тракторов. Они смотрели, как одинокая лазерная пушка яростно посылала пульсирующие красные лучи в пыльную землю, не попадая даже рядом с кем-либо из них.
- Мы под обстрелом, - сообщил Сайрион на « Завет», в его голосе звучало веселье.
- Едва ли, - подметил хозяин Септима
- Отведайте-ка вот этого! – произнес Ксарл, поднимаясь из укрытия с болтером в руках. Болтер вздрогнул, эхо выстрела прозвучало по вокс-линку, растворившись в безвоздушной атмосфере. Единственное орудие челнока взорвалось, едва его коснулся болтерный заряд.
- Еще одна славная победа, - усмехнулся Сайрион, нарушив повисшую тишину. Септим также не смог сдержать улыбку. Ксарл возмущенно заворчал:
- Вы считаете, что у нас есть время для подобного идиотизма?
- Там внутри кто-то есть. - взгляды всех четверых пробежали по корпусу челнока и зияющей пасти погрузочного отсека, подсвеченного изнутри неярким желтым светом. – Мы должны встретиться с ним.
- Это недостойная жертва, - протестовал Ксарл.
Узас прорычал в знак согласия:
- Нас призывает Воитель. Битва на Крите ждет нас.
- Да, оставим эту находку для слабаков гнить.
Сайрион прервал своих собратьев.
- Эта недостойная жертва управляет сотней сервиторов и почти наверняка обладает техническими знаниями, что было бы весьма полезно для нас.
- Нет, - выдохнул хозяин Септима, - эта жертва обладает куда более полезным даром, нежели технические знания.
Увешанный черепами Ксарл и Узас, носивший поверх темных доспехов плащ из кожи отпрыска благородной семьи какого-то мира-улья, - оба неохотно кивнули, соглашаясь.
- Значит, пленник. – произнес Ксарл.
- Повелители Ночи, - прозвучал хриплый голос Возвышенного, - выдвигайтесь.
Оказавшись внутри шаттла, они разделились. Шаттл был достаточно большой, и им потребовалось около пятнадцати минут, чтобы обследовать все судно. Узас взял на себя грузовые палубы и погрузочную платформу. Ксарл разобрался с капитанским мостиком и палубами для экипажа. Сайрион остался снаружи и присматривал за сервиторами. Септим и его хозяин отправились исследовать технические палубы.
Неотступно следуя за своим хозяином, Септим поднял свое оружие – два лазерных пистолета, которыми пользовались солдаты Имперской Гвардии.
- Убери их немедленно, - приказал хозяин, не оборачиваясь назад. – Если ты ее пристрелишь, я убью тебя.
Септим тут же убрал пистолеты в кобуры. Две фигуры двигались вдоль ряда затихших генераторов, одна из них была вдвое выше человеческого роста. Их сапоги звонко стучали по ячеистому металлическому полу. Несмотря на угрозу, услышать которую от любого из полубогов было вполне обычным делом, что-то в ответе хозяина зажгло в нем искру любопытства.
- Вы сказали - ее?
- Да, - ответил повелитель, двигаясь вперед. Его оружие было опущено, а из ножен в керамитовых перчатках выскользнули когти. – Даже если бы я не видел ее в своих видениях, я чувствую запах ее кожи, ее волос, ее крови. Наша жертва – женщина.
Септим кивнул, жмурясь от немилосердно яркого освещения. Ряд ламп тянулся по всей длине комнаты, как и в трех предыдущих.
- Здесь ярко, - сказал он
- Нисколько. Судно в режиме низкого энергопотребления. Ты просто привык к «Завету». Будь на готове, Септим. Ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах не смотри на ее лицо. Взгляд убьет тебя.
- Повелитель...
Полубог жестом приказал остановиться и замереть.
- Тихо. Она идет.
Кроме голоса хозяина и щелчков в воксе, когда тот переключал каналы, чтобы оповестить остальных, Септим ничего не слышал.
- Я нашел ее, - произнес он и тихо развернулся, уловив молниеносное движение, направленное в его сторону.
Эвридика наблюдала за гостями, спрятавшись в темноте между двух грохочущих генераторов. Из оружия у нее был только лом, который она откопала в инструментах, и хоть она и убеждала себя, что умрет сражаясь, ее боевой дух растаял, как только в дверном проеме показались две фигуры. Один из них был человеком с двумя пистолетами, другой - гигантом, больше двух метров ростом, одетый в древние доспехи. Астартес.
Ей не приходилось видеть их раньше. Вид древнего воина внушал страх, от которого сводило внутренности и на языке упрямо появлялся неприятный кислый привкус, как бы девушка ни пыталась избавиться от него. Почему Астартес напали на них? Почему они убили Сайна и уничтожили «Деву»?
Она отступила в тень, стараясь изо всех сил успокоиться и унять бешено колотившееся в груди сердце. Мокрые от пота кулаки сильнее сжали лом. Может быть, стоит целиться в сочленение между шлемом и броней? Святой Трон, это было безумно. Она уже мертва, и ничто не могло изменить этого. С безрадостной улыбкой вдруг пришло сожаление обо всем, что она сказала… да всем, вобщем-то. Кроме Сайна – он всегда был задницей.
При всех ее недостатках, главным из которых был ее не в меру острый язык, Эвридика Мерваллион никогда не была трусом.
Она была дочерью Дома Навигаторов, даже если это имя было недостойным и плевка, она видела безумие варпа и всегда вела свой корабль уверенно и аккуратно. От вида шагающего навстречу ей полубога ее внутренности будто скручивали в канат, а голова раскалывалась от боли, но она держала данное себе самой обещание : она умрет сражаясь.
Они приближались. Лоб Эвридики нестерпимо чесался, и свободной рукой она сняла с головы повязку из черного шелка. Профильтрованный воздух внутренней атмосферы шаттла неприятно щипал ее третий глаз, даже закрытый. Она медленно открыла глаз с такой же легкостью, будто набирала в легкие воздуха, чувствуя, как неприятное покалывание усиливается, становясь раздражением. Ее бросило в дрожь, когда молочно-белой поверхности глаза коснулся воздух. Отвратительное чувство собственной уязвимости. Глаз ничего не видел, только ощущал щекочущие прикосновения воздуха, когда девушка двигалась.
Она была готова. Эвридика сжала лом обоими руками.
Гигант шел неспеша, и когда он подошел еще ближе, она набросилась на него с криком.
Лом отскочил от шлема , глухо лязгнув по керамиту. Это был странный звук – полузвон-полустук, лишенный резонанса. Девушка замахнулась и вложила в удар всю свою силу и безграничное отчаяние. Удар такой силы мог легко проломить голову человеку, и выбери она обьектом своей ярости Септима, его череп наверняка раскололся бы, а сам он умер бы мгновенно. Однако она решила атаковать космодесантника. Это была ошибка.
После третьего удара она поняла две вещи: во-первых, ее неистовые удары едва ли могли заставить гиганта качнуть головой. Выполненный в виде черепа шлем смотрел на нее рубиновыми линзами, которые только слабо помигивали, когда на шлем приходился очередной удар ее оружия. Во-вторых, под ее ногами не было пола – осознание этого факта повергло Эвридику в панику. Гигант поймал ее, когда она подпрыгнула и держал ее за горло одной рукой. Она поняла это, когда он усилил хватку; удушье наступило так внезапно, что она не успела даже пискнуть от боли. Прежде чем выпасть из рук и со звонким эхом упасть на пол, железный лом скрежетнул по керамитовому предплечью космодесантника. Она не слышала этого звука – в ушах гремел ее собственный пульс. Болтаясь в воздухе, девушка попробовала пнуть захватчика в его нагрудную пластину, но эта попытка увенчалась еще меньшим успехом, чем затея с ломом. Он не умирал. Ее глаз... Он не убивал его. Всю свою жизнь Эвридика слушала сказки о том, что всякое живое существо, увидевшее третий глаз Навигатора, умирало мучительной смерьтю в безумии и страшных агониях. Ее учителя утверждали, что это было обратной стороной бесценного дара Навигатора, ее клеймом и наградой. Никто не знал о природе этого явления. По крайней мере, никто из членов Дома Мерваллион, но Эвридика знала, что ее наставников нельзя было назвать высококлассными специалистами. Она пристально смотрела на гиганта широко раскрытым третьим глазом, щуря свои человеческие глаза от боли. На воина Астартес это не действовало. Никак.
Если бы полубог взглянул в ее незрячий глаз цвета испорченного молока, он бы немедленно умер. Но за красными линзами визора его собственные глаза были закрыты. Он знал, кто перед ним. Он предвидел этот момент, а истинному охотнику не нужны все его чувства, чтобы поймать добычу.
Видимое пространство начало расплываться перед глазами. Она не могла определить наверняка, насколько близко оказалась к нему, его шлем заполнял весь обзор. Голос гиганта был низкий, нечеловечески низкий, звучавший как далекий гром. Когда ее взгляд померк, слова полубога донеслись до ее сознания:
- Мое имя Талос. И ты пойдешь со мной
Хозяин Септима был последним, кто покинул астероид. Он стоял на серебристо-серой поверхности и смотрел на звезды над головой; его следы остались навечно отпечатались на пыльном грунте. Это были не те звезды, что мерцали на небе, когда он в последний раз стоял здесь. Астероид когда-то был миром, планетой, вращавшейся далеко отсюда.
- Талос, - протрещал в воксе голос Сайриона, - сервиторы уже погружены. Пленницу можно отправить на палубы для смертных на борту «Завета». Идем, брат. Твое видение было правдивым, и мы многое узнали здесь. Но Воитель призывает нас на Крит..
- Что с теми, кто бежал?
- Узас и Ксарл прикончили их. Идем. Время ускользает от нас.
Талос опустился на колени и всматривался в пыль, осевшую на его черно-синей броне. Как песок сквозь пальцы, пыль каскадом сыпалась из его раскрытой ладони.
- Все изменяется со временем, - прошептал Талос
- Не все, пророк, - это был Ксарл, ожидавший в «Громовом Ястребе», его голос странно резонировал, - мы ведем все ту же войну, что вели всегда.
Талос поднялся и направился к ждущему транспортно-боевому кораблю. Работающие двигатели вздымали вихри пыли, готовясь к обратному полету к «Завету Крови» на орбите.
- Этот обломок проделал долгий путь, - проговорил Сайрион, - десять тысяч лет свободного полета.
Узас хохотнул, но это не означало, что проявления чувств были чужды ему – сама ситуация не имела для него никакого эмоционального содержания. Ему было все равно.
- Здорово снова оказаться дома, а? – произнес он, ухмыляясь в шлеме.
Дом. Слово оставляло горящий след в сознании Талоса: мир вечной ночи, где пики металлических башен впивались в черные небеса. Дом. Нострамо. Родной мир Восьмого Легиона.
Талос был там, когда все закончилось. Они все были. Тысячи воинов Легиона стояли на палубах своих ударных крейсеров и боевых барж и смотрели, как на окутанный пеленой тьмы мир огненным дождем падала смерть, прорывая дыры в плотной атмосфере и озаряя мрак зловещим оранжевым светом пламени и лавы, проступавшей сквозь глубокие трещины, расползавшиеся по всей поверхности материков. Кора планеты раскололась, как если бы сами боги от злости разрывали ее на части .
В чем-то это было правдой.
Десять тысяч лет назад Талос видел, как горел, содрогался и рушился его родной мир. Он видел, как умирает Нострамо. Это была жертва. Это было оправдание. Это было, сказал он сам себе, правосудие. Десять тысяч лет назад.
Для Талоса, привыкшего измерять время от сражения до сражения, от крестового похода до крестового похода, прошло не более нескольких десятков лет со дня, когда его мир был сожжен. Время поработили законы искаженного естества в областях адского пространства, где Легионы предателей скрывались от имперского возмездия. Вести счет времени было безумием, и большинство его братьев уже давно бросили это занятие.
Сапоги Талоса глухо прогремели по трапу «Громового Ястреба». Оказавшись внутри ангара, он бросил взгляд на толпу лоботомированных ервиторов, безмятежно стоявших в десантном отсеке, и ударил кулаком по кнопке закрытия дверей. Трап убрался и герметичные двери схлопнулись с грохотом, присоединившимся к хору ревущей гидравлики.
- Как думаешь, увидим ли мы когда-нибудь еще осколок таких размеров? – спросил Сайрион, когда «Громовой Ястреб», вздрогнув, взмыл ввысь. – Тут ведь по меньшей мере половина континента с корой вплоть до ядра.
Талос молчал, потерянный в воспоминаниях о бушующем огне, рвавшемся сквозь толщу облаков, прежде чем вся планета развалилась на части у него на глазах.
- Вернемся на «Завет», - сказал он наконец, - и отправимся на Крит.
Видение
Внезапность суть призрачный клинок, оружие, бесценное в битве.
Оно не срабатывает, когда войска переходят в наступление, перестает действовать, когда командиры держат строй.
Но страх никогда не исчезает. Страх – лезвие, которое тем острее, чем чаще его использовать.
Пусть враги знают, что мы идем. Пусть собственные страхи сразят их наповал с наступлением тьмы. Когда солнце мира зайдет… пусть десять тысяч воплей возвестят о десяти тысячах когтей. Повелители Ночи идут, и ни одна душа, что встанет у нас на пути, не доживет до следующего рассвета.
Оно не срабатывает, когда войска переходят в наступление, перестает действовать, когда командиры держат строй.
Но страх никогда не исчезает. Страх – лезвие, которое тем острее, чем чаще его использовать.
Пусть враги знают, что мы идем. Пусть собственные страхи сразят их наповал с наступлением тьмы. Когда солнце мира зайдет… пусть десять тысяч воплей возвестят о десяти тысячах когтей. Повелители Ночи идут, и ни одна душа, что встанет у нас на пути, не доживет до следующего рассвета.
Малхарион. Избранное из книги «Темный путь»
Талос шел по коридорам «Завета», облаченный в боевой доспех, не потрудившись надеть шлем. И хотя ему не хватало усиленного сенсорами зрительного восприятия, его собственное зрение, позволявшее видеть в кромешной тьме корабля, успокаивало его своей естественной ясностью.
Смертный экипаж с большим трудом мог видеть в темноте, их глаза были слишком слабыми, чтобы улавливать тусклый свет, исходивший от почти обесточенных систем освещения корабля. Им разрешалось использовать связки ламп, чтобы освещать себе дорогу при перемещении из одной части корабля в другую. Для рожденных на Нострамо Астартес темноты просто не существовало. Талос шел через широкие проходы, приближаясь к боевой комнате, которая давно уже стала покоями для медитаций Возвышенного.
Внутреннее убранство « Завета» виделось ему так же ясно, как мир в рассветных лучах, благодаря естественным особенностям и генетическим манипуляциям над его мозгом, проведенным во время вхождения в ряды восьмого легиона.
Закованный в броню Сайрион шел рядом. Талос бросил быстрый взгляд на брата, заметив морщины вокруг его черных глаз; было странно видеть признаки старения на лице боевого брата, но он не выдал своего смущения. Сайрион сражался под гнетом своего собственного проклятья – оно тяготило его гораздо сильнее, чем видения Талоса.
– Ты со мной не пойдешь, – сказал Талос, – так зачем ты здесь?
– Может, все-таки зайду внутрь, – ответил Сайрион, но они оба знали, насколько это маловероятно. Кирион избегал Возвышенного всеми правдами и неправдами.
– Даже если бы ты сильно захотел, твой путь преградят Атраментары.
Они шли по лабиринтам залов огромного корабля, привыкшим к тишине, нарушенной их присутствием.
– Может, и так, – признал Сайрион, – а может, и нет.
– Позволю тебе еще на несколько минут остаться при своем ошибочном мнении, Сай. И не говори мне потом, что я не великодушен.
Талос почесал свой бритый затылок. Один из портов его имплантатов, хромовый разъем в позвоночнике чуть выше лопаток, начал болеть несколько дней назад. Раздражающая, тупая пульсация на краю восприятия и вибрация симбиотической связи там, где его тело соединялось с броней. В ближайшее время стоит умиротворить Дух Машины его доспехов, и Септиму придется подготовить для этого масла и протирки, которые Талос использовал для обработки воспаленных разъемов. Состояние нейросоединений тела с броней ухудшалось от времени, проведенного в бесконечных битвах, и его сверхчеловеческая физиология и способность к регенерации поврежденных тканей едва справлялись. В лучшие времена слуги и техноадепты легиона ухаживали за его бионическими имплантатами и аугметикой и следили за состоянием генетических усовершенствований в периоды недолгого покоя между битвами. Сейчас он довольствовался одним-единственным слугой, но даже такого одаренного и умелого техника, каким был Септим, Талос не допускал к своему незащищенному телу, и уж тем более – никого из своих братьев.
– Ксарл ищет встречи с тобой.
– Я знаю.
– И Узас тоже. Они хотят узнать, что ты видел во время приступа.
– Я говорил им. Я всем вам говорил. Я видел Нострамо, осколок нашего родного мира, вращавшийся в пустоте. Я видел женщину-навигатора. Я видел корабль, который мы уничтожили.
– И Возвышенный все же призывает тебя сейчас, – Сайрион тряхнул головой. – Мы не глупцы, брат. Ну… большинство из нас. За чистоту рассудка Узаса поручиться не могу. Но нам известно о твоей предстоящей встрече с Возвышенным, и несложно догадаться, что послужило поводом.
Талос одарил его косым взглядом.
– Если ты задумал шпионить, знай, это провальная идея. Тебя не впустят.
– В таком случае я подожду снаружи, – среагировал Сайрион, – Атраментары превосходные собеседники.
– Их не удастся провести. Они строго выполняют приказы.
– Мы же правы, не так ли? Дело в твоих видениях?
– Дело всегда в моих видениях, – ответил Талос, и оставшуюся часть пути они прошли молча.
Боевая комната располагалась в самом сердце корабля – огромное круглое помещение с четырьмя высокими дверными порталами, ведущими каждый в одну из сторон света. Астартес приблизились к южному порталу, обратив внимание на две огромные фигуры, загораживавшие собой дверной проем. Два Атраментара, воины, избранные самим Возвышенным, в безмолвии несли свою вахту. Каждый из избранных Астартес был облачен в бесценные терминаторские доспехи, их громоздкие наплечники из полированного серебра и черного железа были выкованы в виде оскаленных черепов нострамских саблезубых львов. Талос узнал двух воинов по знакам отличия на их доспехах и почтительно кивнул. Терминатор, броню которого украшали выгравированные золотом строчки ностраманских рун, описывавших его многочисленные победы, низким голосом поприветствовал Кириона и Талоса:
– Братья.
– Чемпион Малек, – Талос взглянул вверх на воина. Ростом более двух метров, сам он был выше любого смертного на голову с лишним, а Малек в терминаторской броне чуть-чуть не дотягивал до трех.
– Пророк, Возвышенный призывал тебя. – Он говорил, угрожающе поигрывая сверкавшими энергией когтями. – Тебя, и никого более.
Сайрион прислонился к стене, великодушно пропуская вперед брата. Тот отвесил театральный поклон, и бледное лицо Сайриона озарилось улыбкой.
– Войди, пророк, – сказал другой Атраментар. Талос узнал его по тяжелому бронзовому молоту, который воин держал на плече. Шлем терминатора вместо полуметровых бивней, которые предпочитал Малек, венчал ужасный костяной рог, торчавший посередине лба.
– Премного благодарю, брат Гарадон. – Талос давно перестал просить остальных не называть его пророком. Однажды Атраментары последовали привычке Возвышенного использовать это слово, и она распространилась по всему «Завету» и крепко засела в умах.
Последний раз оглянувшись на Сайриона, Талос вошел в боевую комнату. С шипением гидравлики двери сомкнулись за его спиной.
– Ну, – начал Сайрион, обращаясь к безмолвным гигантам-терминаторам, – как поживаете?
Только две души были в комнате: Талос и Возвышенный. Две души встретились за овальным столом, за которым когда-то сидели две сотни воинов. По периметру комнаты тянулись ряды бездействующих когитаторов и вокс-станций. Столетия назад они обслуживались целым легионом живых рабов и небольшой армией сервиторов. В нынешние времена все силы оставшихся членов экипажа «Завета» были сосредоточены на капитанском мостике и других жизненно важных секциях корабля.
– Талос, – донесся похожий на драконий рык голос с противоположного конца стола. Царившая в зале темнота была настолько глубокой, что Талос не сразу смог разглядеть в ней очертания фигуры Возвышенного.
– Мой пророк, – промурлыкал низкий гортанный голос, подобный звуку работающего варп-двигателя, – мои глаза в незримом.
Талос рассматривал неясную гуманоидную фигуру, когда его зрение наконец обрело четкость.
Возвышенный носил те же древние доспехи, что так почитались Атраментарами, но... измененные. Извращенные. В буквальном смысле. Поверхность брони сверкала всполохами энергий варпа, но само по себе колдовское свечение не разгоняло тьму.
– Капитан Вандред, я прибыл, как было приказано, – отрапортовал Талос.
Возвышенный вздохнул, медленно и мягко, вздох удивления колыхнулся в воздухе, как далекий ветерок, – так это существо смеялось.
– Мой пророк, когда ты наконец перестанешь упоминать мое древнее имя? Оно больше не радует. Больше не звучит. Наши забытые титулы ничего не значат. Ты знаешь это так же, как и я.
– Я нахожу в них смысл.
Талос смотрел, как Возвышенный приблизился к столу. С каждым шагом твари легкая дрожь сотрясала весь зал.
– Поделись со мной своим даром, Талос. Не надо ложных обвинений. Я контролирую это. Я не пешка Губительных Сил, не инструмент их воли. – Комната содрогнулась вновь, когда Возвышенный сделал еще один шаг. – Я. Контролирую. Это.
Глаза Талоса сузились: уже не в первый раз он слышал эти слова.
– Как скажешь, брат-капитан.
Его ответ вызвал очередной хриплый вздох, нежный и угрожающий, как лезвие, ласкающее обнаженную плоть.
– Говори, Талос, пока я не потерял остатки моего терпения. Я удовлетворил твою прихоть и отыскал каменную глыбу в пустоте. Я позволил тебе еще раз ступить на поверхность нашего разрушенного мира.
– Моя прихоть? Моя прихоть? – Талос с силой опустил кулак на поверхность стола, и от места, куда он ударил, паутиной расползлась сеть мелких трещин. – Видение показало мне фрагмент нашего родного мира в беспросветной тьме, и я привел нас к нему. Даже если ты все еще не веришь, что это знамение, по крайней мере, корабельная команда пополнилась сотней новых сервиторов и навигатором. Моя так называемая «прихоть» принесла огромную пользу легиону, Вандред. И ты это знаешь.
Возвышенный вздохнул. Звук втягиваемого в его преобразованную глотку воздуха походил на завывание баньши.
– Ты будешь обращаться ко мне с уважением, брат.
Сами по себе слова ничего не значили, но от вкрадчивости предупреждения у Талоса стыла в жилах кровь.
– Я перестал уважать тебя, когда ты превратился в... это!
– Нормы приличия следует соблюдать. Мы – восьмой легион. Мы не сдались безумию варпа, что обуяло остальных, потерпевших поражение вместе с нами на Терре.
Тысячи ответов роились в голове Талоса, и за любой из них он был бы убит, но, проглотив негодование, он просто сказал:
– Да, господин.
Сейчас не время спорить. По правде сказать, для этого никогда не было времени. Слова ничего не изменят. Разложение Возвышенного зашло слишком далеко.
– Отлично, – тварь улыбнулась. – Теперь говори о других истинах, которые ты видел. Расскажи мне о битвах и о тех, кому суждено пасть в них.
И Талос рассказал ему, снова погружаясь в пламя воспоминаний, и...
…в начале была пустота. Тьма, бездна. Почти как дома. Тьма исчезает в пламени. Раскаленное добела и ослепительно яркое, оно захватывает все его чувства. Он спотыкается и падает, склоняется к красной земле незнакомого мира. Он потерял свое священное оружие… свои болтер и меч.. Когда видение проясняется, их нет в его руках.
Внезапный прилив сил наполняет его. Системы его доспехов фиксируют истощение и упадок сил и впрыскивают в кровь стимуляторы, чтобы поддерживать его боеспособность, даже когда его сверхчеловеческая физиология требует помощи. Они несутся в потоке его крови, электризуя мышцы и парализуя нервы. Когда они достигают мозга, восприятие становится яснее. Случайное ли это совпадение или воля судьбы, воина не интересует. Всюду обломки. И там, распростертый и отброшенный в сторону, как марионетка с обрезанными нитями, лежит еще один воин в доспехах восьмого легиона. Талос направляется к нему, понимая, что должен добраться до павшего воина раньше, чем кто-либо еще. Ему это удается. Датчики прицела пищат и мигают, захватывая цели – мечущиеся повсюду в пыли и дыму фигуры, и он, наконец, первым добирается до искалеченного трупа… но не находит ни меча, ни болтера.
В перекрестие прицела попадает клинок воина, обозначенный на сетке дисплея как возможная угроза. Изображение сопровождается потоком данных о строении оружия, его мощности и сплаве, из которого он сделан. Он хватает клинок обоими руками, большим пальцем нажимает руну активации, и цепной клинок с ревом оживает. Остальные приближаются. Он должен поспешить.
Цепное лезвие целует темную броню мертвого Астартес, со скрежетом перемалывая керамит несколько безумных секунд, прежде чем прогрызться сквозь защитную пластину. Талос режет с размаху и швыряет клинок в сторону, как только тот исполняет свою функцию.
Узас несется впереди остальных как дикий зверь и, не обращая внимания на Талоса, руками срывает с мертвого воина шлем. Как только он стащил добычу, Талос закончил рыться в отбросах, забрав себе поврежденное предплечье. Если из него удалить плоть, латную рукавицу можно переделать, и...
…Возвышенный вздохнул снова.
– Кто это был? – спросил он, – кто падет и будет ограблен после смерти?
– Это был… они были в…
…в полночно-синих доспехах, как и все в легионе. Но лицевая часть шлема была красной, злобно оскалившийся багровый череп...
Талос...
– …Не рассмотрел, – ответил он. – Я полагаю, это был Фаровен.
Талос сжал в кулак правую ладонь, слушая, как гудят сервомоторы в каждом суставе. Сочленения рукавицы двигались с трудом, и Септим уже несколько раз говорил, что ее вскоре стоит заменить. Она была старой, в этом все дело. Она отслужила свое, и, хотя многие части его доспехов были заменены, обе латные рукавицы были от оригинального комплекта брони Марк IV.
Грабеж павших боевых товарищей не волновал его в той мере, в какой мог волновать простого смертного. Повелители Ночи многое потеряли с тех пор, как потерпели поражение при захвате Трона Терры, и их возможности по созданию новых доспехов для Астартес были весьма ограничены. Грабеж мертвых был простительной необходимостью в бесконечной войне.
Талос раскрыл ладонь и медленно шевельнул пальцами.
– Да, – сказал он, глядя на руку и думая о том, что настанет ночь, когда эта латная перчатка будет заменена новой. – Это был Фаровен.
Возвышенный отрывисто и грубо хмыкнул в ответ:
– Когда он умрет, вы вольны делать то, что посчитаете нужным. Его смерть не станет большой потерей для легиона. А теперь продолжай. Взрыв. Всюду дым и обломки. Расхищение снаряжения Фаровена. А потом?
Талос закрыл глаза.
– Потом…
…он видит свой меч. Он лежит там, среди груды камней, лишенный прежнего блеска под слоем покрывшей его пыли. Он карабкается к нему, гравий хрустит под его сапогами, - глыбы камней, что минуту назад были высокими стенами мануфакторума. Меч в его руках, шедевр формы и назначения. Эфес и гарда выкованы из бронзы и украшены распростертыми крыльями ангела из полированной слоновой кости. Между крыльев – впаянные в основание лезвия рубины размером с человеческий глаз, выточенные в форме алых слез. Клинок выкован из позолоченного адамантита, и по всей его длине вручную выгравированы руны Высокого Готика, перечислявшие длинный список павших врагов. Талос не сразил никого из них, так как этот клинок был выкован не для него. Сейчас он держит его в руках, чувствуя обнадеживающий вес украденного оружия. Он лежит в руке так же удобно, как и десятилетия назад, в тот момент, когда он забрал оружие из рук умирающего имперского чемпиона.
Аурум. Клинок звался Аурум – силовой меч благородного капитана Дюма из Кровавых Ангелов. Поцелуй клинка нес смерть: как свойственно любому силовому оружию, при каждом ударе разрушительное энергетическое поле разрывало твердую материю на части. Но Аурум был выкован во времена, когда Империум был молод, когда техножрецы Марса были больше ремесленниками, нежели хранителями секретов.
Трижды братья по легиону пытались убить его за этот меч, и трижды Талос убивал своего брата, чтобы защитить свое сокровище.
Он встает, активируя энергетическую ячейку в рукояти, с шипением сжигая пыль на лезвии.
Короткие искусственные молнии затанцевали по всей длине меча, достаточно яркие, чтобы ослепить его нострамские глаза.
Талос идет по гравию. Звуки боя возвращаются. Щебневая пыль рассеивается. Ему нужно найти свой болтер, прежде чем враги придут зачистить сектор, на который они только что обрушили немыслимую мощь огня.
Он... он не может его найти. Что еще за проклятый шум? Что за грохот? Мир разваливается на куски...
Кровь Губительных Сил, где же это оружие...
Он…
… раскачивался на волнах воспоминаний, таких же реалистичных, как и во время видения. Возвышенный недовольно буркнул:
– Что случилось? Что произошло дальше?
– Солнце… Оно…
…солнце погасло.
Он поднимает голову к небу, совершенно забыв про потерянный болтер. Минуту назад был ясный полдень, сейчас же небеса темные, как в сумерках. Затмение. Это, должно быть, затмение.
Именно так.
В каком-то смысле.
Прицельная сетка сомкнулась на левиафане, поглотившем солнце. Талос не видит информационных слайдов, прерывистыми линиями проецируемых на сетчатку с сенсорного интерфейса его шлема. Сигналы тревоги и предупреждающие руны взрываются согласованной какофонией звука и света, и когда он смотрит наверх, он вспоминает, почему взрыв сравнял с землей эту часть города. Он смотрит на саму причину взрыва.
Класс «Полководец». Слова вспыхивают снова и снова, неумолкающий визг сигналов тревоги режет слух – как будто он не знает, что видит перед собой. Как будто ему нужно объяснять, что перед ним сама смерть. Сорокаметровое воплощение мести Механикус пришло, чтобы уничтожить всех. Он был выше, чем любое из оставшихся неразрушенными зданий. Его исполинские орудия выслеживают и целятся по маленьким фигурам Астартес внизу. Его руки – пушки длиной с поезд, – рассекают небеса со звуком тысяч работающих механизмов, даже не стреляя, а только наводя прицел. Ниже, их цель ниже.
Город сотрясается снова – от одних лишь движений железного бога, даже когда он не стреляет. Вокс оживает, гневные крики голосов заполняют эфир по мере приближения имперской боевой машины.
– Тяжелые орудия! – орет он по главному вокс-каналу, – «Лэндрейдерам» и «Хищникам», все залпы по титану!
Он даже не знает, осталась ли хоть одна из машин легиона в строю, но если им не удастся организовать хоть какую-то контратаку, титан прикончит их всех.
Со звуком рушащейся крепости титан делает очередной шаг.
И со звуком Апокалипсиса он дает очередной залп.
Талос...
…открыл глаза, только сейчас поняв, что до этого они были закрыты.
Пока он пребывал во власти видения, Возвышенный подошел ближе.
– Титаны не новость, – произнесло существо, – мир-кузница является главной целью Воителя в скоплении Крит.
Талос тряхнул головой и скривил губы в презрительной усмешке, различив в темноте очертания рогатой фигуры Возвышенного.
- Нас вырежут, как скот. Мы встанем на пути у бога-машины Механикус, и наши глаза будут гореть в их пламени.
– А что насчет сил самого Магистра Войны? – наседал Возвышенный, его бормочущий тон выдавал пылкое желание поскорее услышать интересующее его сообщение. Он напоминал Талосу доведенный до кипения огромный котел.
– Которые из них, господин?
– Мой пророк, – протянул Возвышенный с несвойственной ему добротой в голосе. Талос почтительно склонил голову, стиснув зубы. Возвышенный пытался скрыть свое раздражение, в основном чтобы его ручной провидец сам не потерял терпение от его вопросов. – Ты видишь столь многое, но этого недостаточно.
Возвышенный улыбнулся, продемонстрировав несчетное количество клыков, с которых капала ядовитая слюна. Талос смотрел в бездонные глаза своего повелителя, в искаженное лицо того, кем когда-то восхищался.
– Вот о чем я спрашиваю, – Возвышенный косо взглянул на него, – где они? Ты видишь их? Ты видишь воинов Черного Легиона?
– Я не…
….не видел их. Нигде.
Наверху железные боги ведут бой. Титан против титана в руинах разрушенного города. Воздух превращается в ураган пушечных залпов и громоподобного скрежета, когда боевые машины обрушивают свой гнев друг на друга. Титаны потеряли интерес к разыгравшейся у их ног битве, и Повелители Ночи – немногие оставшиеся из них – перегруппировываются в тенях их колоссальных фигур.
Талос добирается до своей машины, пологий корпус «Лендрейдера» стал для него маяком среди неистовствующего вокруг шторма. И в этот момент он видит Сайриона, все еще наполовину засыпанного гравием, почти в километре от него.
Расстояние значительное, и сначала Талос видит лишь чью-то фигуру, с трудом выбирающуюся из-под обломков, – он лишь случайно замечает это движение. Изображение на визоре приблизилось, на дисплее загорелась руна идентификации – Сайрион, – системы прицела обозначают его как неверную цель.
Он бросается бежать.
Другая цель – Узас, «неверная цель» – вспыхивает руническим кодом. Узас добирается до Сайрион первым, карабкается вниз позади раненого Астартес. Талос бежит быстрее, зная, что сейчас произойдет.
Узас поднимает свой топор и….
– …и что?
– И ничего, – ответил Талос. – Все как я сказал. Магистр Войны пошлет нас против Легиона титанов Крита, и мы понесем тяжелые потери.
Возвышенный позволил тишине воцариться в зале на несколько мгновений, выражая этим свое бессловесное недовольство.
– Я могу быть свободен, повелитель? – спросил Талос.
– Я более чем недоволен этими скудными воспоминаниями, брат мой!
Талос криво, но искренне улыбнулся.
– В следующий раз я постараюсь угодить своему командиру. Насколько могу судить, прорицание весьма неточная наука.
– Талос, – протянул Возвышенный, – ты не такой уж и занятный, как ты думаешь.
– Сайрион тоже так считает, господин.
– Можешь быть свободен. Мы приближаемся к Криту, убедись, что последние приготовления завершены. Твой отряд должен быть в полной боеготовности через час. Сначала мы нанесем удар по миру-тюрьме Критского Скопления, а после двинемся к миру-кузнице.
– Будет сделано, господин.
Он уже покидал покои Возвышенного, когда тот прокашлялся, будто пытаясь выплюнуть что-то, застрявшее в глотке.
– Мой дорогой пророк, – произнес Возвышенный, усмехаясь, – как себя чувствует наша пленница?
Магистр Войны призывает
«С
гибелью Нострамо погибло и все наше прошлое. Империум полыхает,
предвещая будущее из праха и руин. Хорус проиграл, потому что его планы
взросли из семян разрушения, а не мудрости. А мы проиграли, последовав
за ним. И нам не преуспеть, пока мы действуем по чужой воле, пока
преданы слову командиров не наших кровей. В грядущие времена нам стоит
выбирать себе войны с большей осторожностью.»
Военный мудрец Малхарион. Выдержка из его работы «Темный Путь».
Темнота вокруг была такой глубокой, что сначала Эвридика испугалась, что ослепла. Проснувшись, она села, ощупывая трясущимися руками мягкую кровать под собой. В нос ударил сильный запах меди и машинного масла, и единственным звуком, который она слышала помимо собственного дыхания, был далекий, но вездесущий гул. Звук был ей знаком: он означал, что корабль движется. Где-то на технической палубе огромные двигатели работали, ведя судно через варп.
Вид череполикого шлема, смотревшего на нее хищными алыми глазами, все еще дрейфовал на волнах возвращающейся к ней памяти. Астартес забрал ее с собой.
Талос.
Она осторожно коснулась шеи, чувствуя, что боль, мешавшая дышать, утихла. Минуту спустя она коснулась своего лба. Пальцы встретили холодный металл. Узкая тонкая пластина из железа или стали была прикреплена к ее лбу, закрывая третий глаз.
Она нащупала маленькие скобы, которыми пластина крепилась к черепу, ее размер был точно рассчитан, чтобы сковывать ее генетический дар.
Внезапно раздался лязг открывающейся двери, и тонкая полоска приглушенного желтого света врезалась во мрак комнаты. Эвридика попятилась от болезненной яркости, украдкой стараясь разглядеть источник света.
Лампа. Кто-то нес в руках лампу.
– Проснись и пой! – произнес вошедший, все еще казавшийся неясным силуэтом с лампой. На мгновение пространство опять погрузилось во тьму.
– Будь проклята Богами эта штуковина, – ворчал человек. Эвридика не знала, как ей быть. Она едва не поддалась искушению наброситься на него, сбить с ног и убежать, и она бы сделала это, если бы перестала кружиться голова. С возвращением зрительного восприятия пришло ощущение тошноты. Девушка сомневалась, что сможет встать.
Освещение установилось, когда человек переключил лампу в режим основного света из режима сфокусированного луча. Все такой же тусклый, конус света расходился по потолку похожей на келью комнаты и напоминал свет от свечи.
Тошнота накатила с новой силой, и мир в глазах снова поплыл. Эвридику вырвало остатками ее последнего обеда на борту «Звездной Девы», который сготовил Тор. Откашлявшись, она произнесла:
– Трон Святой… на вкус гадость, даже свежее...
Звук собственного голоса показался ей странным: он был слабым и приглушенным, как свет от ламп. Тот Астартес, Талос… он едва не задушил ее. От одного воспоминания об этом кровь стыла в жилах. Его взгляд, впившийся в ее собственный, красный и бездушный, лишенный человечности...
– Не произноси то слово, – голос мужчины был мягким.
Она взглянула на него, вытирая рот рукавом, на ее глазах от напряжения выступили слезы. На вид ему было около тридцати – тридцати пяти лет. Неухоженные пепельно-белые волосы прядями свисали до плеч, и, судя по серебристой щетине, бритва не касалась его лица несколько дней. Даже в темноте, несмотря на его расширенные зрачки, она смогла различить цвет его глаз – зеленый оттенка благородного нефрита. Он бы смог понравиться ей, не будь этот сукин сын проклятым похитителем.
– Какое слово? – спросила она, прикасаясь к ноющей шее.
– То слово. Не произноси имперские проклятия и клятвы на этом корабле. Они оскорбляют полубогов.
Она не могла определить его акцент, но звучал он довольно странно. Он произносил каждое слово осторожно, с особой аккуратностью составляя предложения.
– С какой стати это должно меня беспокоить?
Прозвучавшее в голосе пренебрежение заставило ее возгордиться собой. Покажи зубки, девочка. Не давай им знать, что тебе страшно.
Мужчина заговорил снова, его мягкий голос контрастировал с ее резким вызывающим тоном.
– Потому что они не отличались терпением и в лучшие времена. Если ты рассердишь их, они убьют тебя.
– Голова болит, – сказала она в ответ, вцепившись в край кровати. В горле першило, рот был полон слюны – Трон, ее сейчас снова стошнит.
Ее стошнило. Она немного отступила назад, избегая малоприятного пятна рвотной массы. Отплевавшись, она произнесла:
– Голова раскалывается.
– Это от операции. Мои хозяева не желали, чтобы ты убила меня, когда проснешься.
Она вновь ощутила металлическую пластину, прикрывающую лоб и ослепляющую ее третий глаз. Паника, которую, как ей казалось, удалось так хорошо скрыть, вырвалась наружу, и одно беспокойство сменилось другим. Преодолев морок своих мыслей, она озвучила первый из тысячи вопросов, которые отчаянно нуждались в ответах:
– Почему я здесь?
Мужчина улыбнулся в ответ, его улыбка была такой доброй и искренней, что Эвридике тут же захотелось стереть ее с его красивого лица хорошим ударом с размаха.
– Что, варп возьми, здесь смешного? – огрызнулась она.
– Ничего. – Улыбка исчезла, оставив лишь блеск в его глазах. – Извини. Мне говорили, что это первый вопрос, который задают все, кто попадает на борт. Это было первое, о чем и я спросил.
– И это так смешно?
– Да нет. Я просто понял, что с появлением тебя я больше не самый новенький на службе у наших повелителей.
– Как долго я была без сознания?
– Восемь стандартных часов. – Септим считал время до минуты, но такие детали вряд ли интересовали девушку.
– А кто ты?
– Септим. Я слуга лорда Талоса. Его оружейник и раб.
Он ее раздражает.
– Ты говоришь странно. Медленно, как идиот.
Он кивнул, молча соглашаясь.
– Да. Извини меня. Я привык к нострамскому. Я нечасто говорил на Низком Готике за последние… одиннадцать лет. Да и он все равно никогда не был моим первым языком.
– Что за нострамский?
– Мертвый язык. На нем говорят полубоги.
– …Астартес?
– Да.
– Они притащили меня сюда.
– Да, они. Я помог им доставить тебя на борт.
– Почему?
Септим откашлялся и сел спиной к стене, устраиваясь поудобней.
– Пойми-ка вот что: единственный способ покинуть корабль – умереть. Здесь тебе предлагают выбор, и он весьма прост: жизнь или смерть.
– И в чем же суть выбора?
– Жить, чтобы служить, или умереть, чтобы сбежать.
Выбор очевиден, подумала она с горький улыбкой на лице. Чувствуя хрупкость этой улыбки, Эвридика стискивала зубы от леденящего душу страха.
– Меня не провести, я знаю историю. Эти Астартес – предатели. Они отвернулись от Бога-Императора. И ты думаешь, что я буду служить им? Трон святой, нет! Никогда!
Септим поморщился
– Осторожней с этим словом.
– Да в варп тебя! И служение твоим хозяевам – в варп!
– Жизнь на службе у них совсем не такая, как тебе может казаться, – сказал Септим задумчивым тоном
– Просто скажи, чего они хотят от меня! – заявила девушка с дрожью в голосе, снова стиснув зубы в надежде унять ее.
– У тебя есть дар, – Септим легко постучал по пластине на ее лбу. – Ты можешь смотреть в Имматериум.
– Этого не может быть, – говорила она, теперь ее голос звучал так же тихо, как и его. – Этого не может быть.
– Мой повелитель предвидел, что ты окажешься на том мире. Он знал, что ты будешь там и принесешь пользу легиону.
– На том мире? Это был всего лишь астероид.
– так было не всегда. Когда-то он был частью мира. Их родного мира. Но сейчас это неважно. Ты можешь вести корабли через Море Душ, и поэтому ты здесь. Легион не тот, что был прежде. Их уход от света Императора произошел много веков назад. Их… как это называется? Инф... Инфра… Проклятье! Их ресурсы на исходе. Их реликвии и боевые машины покрываются ржавчиной без надлежащего ухода. Их смертные слуги старятся и умирают.
Эвридика не смогла побороть искушение ухмыльнуться.
– Отлично. Они предатели Бога-Императора. – Чувствуя, как к ней возвращается дух противоречия, она рискнула ухмыльнуться еще раз. – И меня нисколько не заботит, стреляет ли их оружие.
– Все не так просто. Их инф… Инфра...
– Инфраструктура.
Трон святой, что за недотепа!
– Да. Это слово. Инфраструктура легиона разрушена. Много знаний утеряно, как и много преданных душ, сначала во времена Великой Ереси, и в бесчисленных войнах после нее.
Она чуть не произнесла: «Сердце разрывается, ах-ах!», но все же предпочла ограничиться улыбкой, надеясь, что та не выдаст ее беспокойство.
Несколько мгновений Септим молча смотрел на нее.
– А была ли твоя жизнь до того, как ты оказалась здесь, на самом деле такой замечательной, что ты даже не рассматриваешь возможность выбора? – спросил он.
Эвридика фыркнула. На этот вопрос не стоило отвечать. Быть похищенной мутантами и еретиками – не выход в любом случае. Ее удивляло, что они до сих пор не начали пытать ее.
– Ты не можешь мыслить шире, – улыбнулся Септим, поднимаясь на ноги. Эвридика неловко сглотнула, увидев два пистолета в кобуре по бокам и мачете длиной с ее руку, привязанное к ноге. – Ты увидишь такое, что никому из смертных даже не снилось.
И он считает, что это звучит заманчиво?
– Я не стану продавать свою вечную душу ради пары-другой тайн. – Она украдкой наблюдала за Септимом: улыбка в его глазах и непринужденность, с какой он стоял, прислонившись к стене, смущала и обезоруживала ее. Он нисколько не походил на помешанного еретика, которыми, по мнению девушки, должно было кишеть судно заклятых врагов.
– Зачем ты здесь? – резко спросила она. – Почему они прислали тебя?
– Акклиматизация, – Септим снова улыбнулся. – Тебе гораздо легче говорить с человеком, чем с одним из Астартес.
– Как ты попал сюда? Тебя тоже похитили?
Он пожал плечами и, одернув воротник своей куртки, ответил вкрадчивым, нежным, как шелк, шепотом:
– Долгая история.
– У меня есть время.
Внезапно корабль неистово тряхнуло, и каждый дюйм исполинского корпуса взвыл от напряжения. Септим удержался на ногах, ухватившись за колесо запирающего механизма на переборке двери. Эвридика выругалась, приложившись затылком к стене, и несколько секунд она не видела ничего, кроме расплывающихся разноцветных пятен.
– Нет, – Септим повысил голос, стараясь перекричать скрежет сотрясавшегося корабля. – Вот как раз времени у нас нет совсем.
Смахнув с глаз выступившие от боли слезы, девушка прислушалась к протестующим скрипам металлического корпуса. Этот звук также был ей знаком, он сигнализировал о том, что судно покидало варп и врывалось в реальное космическое пространство. И очень быстро.
– Где мы?
Ответом ей было вокс-сообщение, забитое шумом помех и треском статики, эхом звучавшее из тысяч динамиков, установленных на всех палубах «Завета».
”Viris colratha dath sethicara tesh dasovallian. Solruthis veh za jass”.
– Что это означает? – она все еще пыталась докричаться до Септима.
– Это… не имеет точного перевода, – крикнул он в ответ, уже открывая запирающий механизм двери.
– Трон Благословенный, ну хоть попробуй!
Сыны отца нашего, восстаньте, одетые во тьму! Мы несем ночь.
– Это значит, – он обернулся через плечо, – «Братья, облачитесь в доспехи. Мы идем на войну». Но, как я уже говорил, это не поддается точному переводу.
– Война? Да где мы находимся?
С трудом открыв дверь, он шагнул через овальный портал.
– Крит. Магистр Войны, будь благословенно его имя, призвал нас туда.
Он стоял в дверном проеме. Ожидая…
– Чтобы добраться до Крита, понадобится несколько дней, – произнесла навигатор. – Возможно, даже недель.
– Моим повелителям известны многие тайны. Они знают варп и пути сквозь него, скрытые в тенях от света лживого Императора. Однажды и ты научишься ходить по ним. – Септим замолчал, ожидая ее реакции. – Ты идешь?
Это была шутка? Эвридика молча смотрела на него и понимала, что, скорей всего, нет.
Поднявшись на нетвердых ногах, она нерешительно взялась за протянутую руку. Корабль снова тряхнуло, и она знала, что на этот раз причина была точно не в варп-двигателе.
Септим уводил ее из комнаты, лампа в его руке освещала им дорогу. От его внимания не скрылось выражение лица девушки, которое становилось все более обеспокоенным всякий раз, когда корабль трясся и грохотал.
– Это орудия, – сказал он успокаивающе, – нас атакуют.
Совершенно не понимая, как он мог говорить об этом с таким спокойствием, Эвридика кивнула.
– Куда мы направляемся?
– Мой хозяин рассказал мне план атаки легиона.
– И что?
– И то, что нам нужно быть готовыми на случай, если что-то пойдет не так. Ты знаешь, что такое «Громовой ястреб»?
Взяв мир, носивший имя Утешение, в кольцо, корабли военно-космического флота Крита стойко держали оборону, карая захватчиков, посягнувших на имперскую планету. Позже об этом событии напишут как о крупнейшем сражении, когда-либо происходившем в секторе, с потерями, исчислявшимися миллионами жизней.
«Завет Крови» ворвался в реальное пространство в самом эпицентре орбитальной войны.
Cкопление Крит.
Пять миров, разбросанные по пяти солнечным системам, объединившиеся ради общей выгоды и делившие тяготы войн. Ставшие частью Империума во времена Великого Крестового Похода десять тысяч лет назад, они были империей внутри Империума – маленькой копией прекрасного Ультрамара на галактическом востоке.
Геркас и Нашрамар: два мира-улья с работоспособным, постоянно растущим населением составляли ядро звездного скопления. Их, в свою очередь, снабжал Палас – сельскохозяйственный мир, который благодаря идеальному климату и богатым урожаям мог экспортировать свои ресурсы и кормить все скопление.
Четвертым был сам Крит Прим, названый в честь имперского командующего, который привел регион к Согласию с волей Императора после многих лет упадка Долгой Ночи. Когда-то он был густонаселенным миром-ульем, третьим после Геркаса и Нашрамара. Несколько тысячелетий назад его месторождения полезных ископаемых иссякли от не прекращавшихся разработок Механикус, и экономика планеты потерпела крах. Поток транспортов с беженцами увеличивался в течение нескольких десятилетий, и, когда бесплодный мир окончательно опустел, Адептус Механикус решили реколонизировать его для своих нужд.
Крит Прим на закате сорок первого тысячелетия представлял собой действующий мир-кузницу, где производилось снаряжение для хорошо обученных и весьма многочисленных полков Критской Знати. Здесь также находились мануфакторум и база легиона титанов Легио Маледиктис.
Пятым и последним был мир-тюрьма Утешение. Здесь, у орбитальной верфи-крепости, было сердце имперской военной мощи.
Планета под орбитальной крепостью была третьей населенной планетой в скоплении, но, в отличие от Крита Прим, не обладала ни природными ресурсами, ни какими-либо полезными ископаемыми. На скалистой поверхности безжизненной планеты находились похожие на ульи тюремные комплексы, служившие домом для тысяч преступников, которых свозили сюда со всех соседних секторов, а также из ульев Критского Скопления. Мир-тюрьма, охраняемый мощью Империума, служил базой Имперского Флота и Астартес в их борьбе с пиратством в звездном секторе. Только Крит Прим, сжатый аугметической хваткой Механикус, превосходил его по защищенности.
Лорд-адмирал Валианс Арвентавр командовал несокрушимой мощью военно-космического флота Крита. Бесчисленные корабли поддержки, десятки крейсеров возглавлялись жемчужиной флота – колоссальным ударным крейсером типа «Мститель» носившим имя «Меч Бога-Императора». Город соборов, тянувшийся по хребту корабля, служил домом для тысяч душ.
Даже если бы все могущество Трона в этом секторе ограничивалось только этим флотом, он все равно мог бы создать серьезную угрозу для потенциального врага; но лорд-адмирал также мог рассчитывать на поддержку гарнизона благородных Астартес из ордена Странствующих Десантников, которые вели операции по борьбе с пиратством. Их корабль «Раскол», фрегат типа «Гладиус», был смертоносным клинком, направленным против еретиков, осмелившихся разбойничать на имперских торговых путях.
Первым миром, на который Магистр Войны обрушил свой гнев, стал мир-тюрьма Утешение. Прорвать оборону этого строго охраняемого мира, рассредоточить силы Святого Флота, уничтожить находившихся здесь Астартес... и Скопление Крит, без сомнения, падет. Таков был великий план Воителя.
План Возвышенного четко вписывался в эти рамки. Благодаря своим способностям аналитика и тактика он одержит победу на глазах у Воителя.
Талос оглядел интерьер десантной капсулы сквозь рубиновые линзы своего шлема. Его отряд не занимал и половины тронов из двенадцати, что были в капсуле. Скоро им понадобятся новобранцы. Потери, понесенные за последние десятилетия, нанесли серьезный ущерб остаткам 10-й роты VIII легиона, и в лучшем случае Возвышенный мог вывести на поле боя не более пятидесяти Астартес.
Процесс создания нового воина был весьма трудоемким и занимал значительное время, и силы легиона остро нуждались в хирургах и техниках, способных превратить детей в Астартес в течение десятилетия.
Ксарл всегда сокрушался, глядя на пустующие троны. Всякий раз, когда отряд собирался в абордажной капсуле, в «Громовом ястребе», в их «Лендрейдере»… всюду, где они стояли в полной боевой готовности, за несколько минут до очередного боя, он обращал на это внимание.
– Нас осталось четверо, – крякнул он, будто по расписанию, – плохи дела.
– Я удручен лишь тем, что Узас выжил на Венригаре, – ответил по воксу Сайрион. – Мне не хватает Сар Зела. Узас, слышишь меня? Это позор, что на его месте оказался ты!
– Сайрион, любимый братец, – буркнул Узас, - Следи-ка за языком!
На мгновение Талос вновь вернулся в свое видение и увидел Узаса с занесенным топором, крадущегося по гравию за спиной Сайриона…
– Шестьдесят секунд, – проревел механический голос из динамиков, до тошноты резко возвращая Талоса в реальность.
– Хочу заметить, – вступил Сайрион, – это самое глупое использование наших сил, какое я только могу припомнить.
– Замечание принято, – тихо сказал Талос. Это была не его идея – использовать десантную капсулу, но жалобы мало что могли изменить в данный момент. – Сосредоточьтесь.
– Более того, - Сайрион проигнорировал нотку укора в голосе брата, – нам всем конец, вот увидите. Я это гарантирую.
– Замолчи. – Талос повернулся на своем троне, туго затянув ремни безопасности на громоздкой броне, когда его взгляд встретился со взглядом товарища по оружию. – Хватит, Сайрион. Возвышенный дал нам приказ. А теперь перекличка.
– Узас, есть.
– Ксарл, готов.
– Сайрион, есть.
– Принято, – закончил Талос. – Одетые во мрак, по моему сигналу. Три, два, один. Пуск.
Четыре заспинных генератора со щелчком включились, питая синтезированной энергией системы доспехов, поднимая уровень их физических возможностей далеко за пределы даже их сверхчеловеческой генетически измененной физиологии. На дисплее визора Талоса вспыхнули белым данные о состоянии систем и счетчики боеприпасов. Десятки стилизованных рун разбегались на краю его зрительного восприятия. Кликнув по трем рунам воинов своего отрада, он заметил, что одна из них работает плохо.
– Узас, твоя руна идентификации не в порядке. Ты говорил, что исправил неполадки.
– Мой оружейник… внезапно умер.
Талос сжал челюсти. Узас всегда отличался жестокостью по отношению к рабам, будь то смертные слуги легиона или аугментированные сервиторы. Он относился к ним как к бесполезным вещам, играя с ними ради собственного удовольствия, и его доспехи были в рабочем состоянии лишь потому, что он грабил своих павших товарищей с усердием, присущим немногим из Повелителей Ночи.
– Брат, у нас не так много ресурсов, чтобы ты мог потакать своей кровожадности, убивая рабов.
– Возможно, мне стоит одолжить Септима, чтобы он починил мои доспехи.
– Да, возможно, – ответил Талос. Но не в этот раз, подумал он про себя.
– Сорок пять секунд, – протрещал голос сервитора запуска.
– Подготовить оружие к высадке, – приказал Талос
Он еще раз повертел болтер в руках, проверяя его готовность к бою. Прекрасное оружие, верно служившее ему еще до великого Предательства. Он стрелял из него на Исстване-V, выкосив бесчисленное количество десантников из легиона Саламандр в той роковой битве. Держать его в руках было достаточно, чтобы ощутить трепет удовольствия, такой естественный и осязаемый, как поток боевых стимуляторов, впрыснутых в его запястья и позвоночный столб.
Болтер носил имя «Анафема». Имя, выбитое на черном железе витиеватым нострамским шрифтом. Талос носил оружие на бедре как пистолет в кобуре. Он моргнул маленькой пиктограмме на краю дисплея, активировав широкую электромагнитную полосу вдоль оружия. С лязгом металла о металл болтер прикрепился к его ноге, ожидая момента, когда будет отсоединен и поднят в сражении очередным взглядом на символ. Закрепив болтер, он проверил клинок в ножнах – слишком длинный, чтобы носить его на бедре, – прикрепленный к наклонной стене капсулы магнитными захватами.
Крылья ангела на рукояти меча были выполнены из мрамора. Рубиновая слеза между крыльев сверкала в красном сумраке. Темнее, чем окружающее пространство, она смотрелась как капля крови на крови. "Аурум" и "Анафема", инструменты его ремесла, его реликвии войны. Он скривил губы в усмешке, чувствуя, как учащается пульс.
– Смерть Лже-Императору, – он произнес на выдохе, будто шептал проклятье.
– Что это было? – спросил по воксу Ксарл.
– Ничего, – ответил Талос. – Подтвердить проверку оружия.
– Оружие готово к бою.
– Готово.
– Есть.
– Тридцать секунд, – снова объявил голос сервитора. Абордажную капсулу класса «Клешня Страха» начало трясти, в то время как пусковые двигатели набирали мощность. И хотя капсула уже сейчас была готова вырваться из своей ячейки, двигателям необходимо было разогреться, чтобы доставить капсулу к цели.
– Десятая рота, Первый Коготь, – сказал Талос по основному вокс-каналу, – готовы к выполнению операции.
– Принято, Первый Коготь. – Голос отвечавшего был низким, слишком низким даже для Астартес. Возвышенный был на капитанском мостике и обменивался сообщениями с готовящимися к битве отрядами. Талос слушал, как замолкали голоса других братьев, когда капсулу затрясло с неистовой силой.
– Второй Коготь, готовы.
– Пятый коготь, готовы.
– Шестой Коготь, есть.
– Седьмой Коготь, подтверждаем.
– Девятый Коготь, готовы.
– Десятый Коготь, готовы.
Талос знал, что ни один из этих отрядов не был полностью укомплектован. Века были беспощадны. Братьев из Третьего Когтя всех до одного вырезали проклятые Кровавые Ангелы в битве при Деметриане. Воины из Восьмого и Четвертого Когтя один за другим гибли в битвах, пока их выживших братьев не перераспределили в другие неукомплектованные Когти. Узас когда-то состоял в Четвертом Когте, и Талос был далеко не в восторге от такого наследства.
– Говорит Талос из Первого Когтя. Провожу подсчет состава.
– Второй Коготь, семь душ.
–Пятый Коготь, пять душ.
– Шестой Коготь, пять душ.
– Седьмой Коготь, восемь душ.
– Девятый Коготь, четыре души.
– Десятый Коготь, шесть душ.
Талос снова тряхнул головой. Вместе с его отрядом их было тридцать девять. С Возвышенным на борту «Завета» оставался лишь необходимый минимум воинов, но все равно общая картина была довольно безрадостной. Эти цифры пугали: только тридцать девять сынов Легиона были готовы к десантированию. Тридцать девять из более чем сотни.
– Подсчет душ подтвержден, – сказал он, зная, что его слышит каждый Астартес на корабле и что все понимают истинное значение этих цифр.
– Десять секунд, – сообщил сервитор. Капсула тряслась в ячейке рядом с шестью другими, как ряд острых зубов, вырывающихся из гигантских десен.
– Пять секунд.
Вокс-канал забили неистовые вопли Астартес, призывающие к мести, к кровопролитию и к страху во имя памяти об их примархе. В капсуле Первого Когтя громко и протяжно взвыл Ксарл в приступе безудержного ликования. Сайрион что-то шептал, но Талос не мог разобрать ни слова; скорей всего, он просил о благосклонности духов машин его оружия. Узас выкрикивал клятвы, посвящая грядущую резню Темным Богам. Он произносил их имена в фанатичном экстазе, и Талос едва сдерживал растущее желание вскочить с трона и пристрелить брата.
«ТРИ»
«ДВА»
«ОДИН»
«СТАРТ»
Орбитальная война.
Среди
тактиков долгие века бытует мнение, что ни один план не переживает
встречи с противником. Я не трачу время на попытки переиграть моих
врагов, брат. Меня никогда не волнует, что намеревается сделать
противник, так как ему никогда не будет позволено осуществить свои
замыслы. Всколыхните их сердца даром истинного страха, и их планы рухнут
в отчаянной борьбе за выживание.
Примарх Конрад Керз,
предположительно из беседы с его братом
Сангвинием, примархом Кровавых Ангелов
Возвышенный находил баталии в открытом космосе куда более притягательными, нежели любая атака наземной цели. Он выиграл много сражений и собрал щедрый урожай жизней своими собственными когтями, но эта примитивная жестокость не шла ни в какое сравнение с чистотой и ясностью охоты в космическом пространстве.
Даже за годы до того, как он стал Возвышенным, когда он был всего лишь капитаном Вандредом из Десятой роты Повелителей Ночи, наибольшее удовольствие он получал, когда наблюдал за орбитальными или космическими боевыми операциями, где каждое действие разыгрывалось в совершенстве. И он был не просто наблюдателем – он гордился своим умением режиссировать превосходные сражения и это удовольствие пронес с собой через все произошедшие с ним изменения. Все дело было в том, чтобы верно воспринимать особую реальность космических сражений, их масштаб и многомерность. Большинство умов – как смертных, так и Астартес – не могли правильно сопоставить расстояние между кораблями, их габариты и урон, нанесенный корпусам из различных сплавов каждым из типов оружия…
Это был его дар. Он знал космические войны, ощущал их величие всеми фибрами своего разбухшего сознания так же, как другие ощущают оружие в своих руках. Его корабль был его телом, и для этого ему не требовалось быть соединенным с ним примитивными техно-связями, какие используют Механикус для объединения человека и машины. Возвышенный был связан с «Заветом» своим измененным восприятием и благодаря тому, что знал корабль, как себя. Просто стоя на мостике, он чувствовал, как бьется сердце корабля, а взявшись руками за поручень, слышал его пронзительный крик, когда орудия корабля стреляли. Другие ощутили бы просто вибрации, так как они были слепы к подобным нюансам.
«Завет крови» прошел через множество сражений с численно превосходящими противниками и принимал участие во многих из самых жестоких войн, что выпали на долю VIII легиона. Его репутация – и, как следствие, репутация банды, которая некогда называлась Десятой ротой – была обеспечена записями о выигранных космических сражениях – выигранных во многом благодаря методам и навыкам ведения боя Возвышенного.
Как только его драгоценный, обожаемый корабль ворвался в реальное пространство, создание, когда-то бывшее капитаном Вандредом, обратило свой взгляд к выполненному в форме глаза оккулусу, который занимал большую часть передней стены стратегической палубы. Его собственные глаза не были затронуты мутациями, изменившими его физическую форму, и по-прежнему были абсолютно черными, как у всех жителей Нострамо. Они сверкали светом десятков консолей и вспышек взрывов по другую сторону оккулуса, отраженным от их обсидиановой черноты. Стратегиум освещался ярче, чем остальные помещения корабля, чтобы смертным членам экипажа было легче выполнять свои обязанности. Возвышенный окинул беглым взглядом многоуровневое помещение, чтобы убедиться, что все в полной готовности.
Вроде бы, да.
Сервиторы, соединенные со своими рабочими местами, с треском и гудением работали на консолях с помощью органических и бионических конечностей. Смертные члены экипажа, включая нескольких бывших офицеров имперского флота, служивших теперь легиону, работали с вверенными им командами сервиторов. Только немногие из консолей стратегиума пустовали: действия, выполняемые здесь, были слишком важными, чтобы рисковать их результатом из-за нехватки личного состава.
Все было почти так, как раньше, до Великого Предательства, до того как силы легиона начали медленно приходить в упадок, и Возвышенный упивался отголосками давно минувших лучших времен. Все это он осознал за время одного удара сердца, прежде чем снова обратить внимание на оккулус.
И – вот оно. Война в своем величайшем воплощении. Театр разрушения, где ежесекундно обрывались сотни, даже тысячи жизней. Он позволили себе насладиться зрелищем, смаковать панораму смертоносных взрывов, независимо от того, какая из сторон несет потери. Чувство грозило перерасти в эйфорию, и Возвышенный снова сконцентрировался. Он получил свой титул не за слабость и потакание своим желаниям. Долг превыше всего.
Возвышенный сравнивал космические войны с безумием, с которым акулы пожирают свою жертву. Немногие воспоминания о жизни, когда он еще не был Астартес, временами всплывали на поверхность его искаженной памяти, но одно из них возвращалось к нему всякий раз, когда его обуревали страсти при виде космических баталий. В детстве, когда он отправлялся с отцом к побережью, он наблюдал за безглазыми акулами, которые сбивались в стаи для охоты на больших китов в открытом океане. Они собирались в стаю, но между ними не было единства, поскольку их действия редко были синхронными – они не убивали друг друга лишь потому, что охотились на одну и ту же жертву. Когда одна из них атаковала большого кита, остальные поступали так же – их объединяло не сотрудничество, а инстинкт убивать быстро.
Космические сражения для Возвышенного были такой же охотой. Каждый корабль был акулой, плывущей в трехмерном пространстве поля боя, и только самым талантливым командирам флота было под силу обуздать свои инстинкты и объединиться для более эффективной атаки. Существо-Астартес смотрело на оккулус и улыбалось, обнажив черные десны и острые зубы. Он не был командиром флота. Объединение сил ради общего дела никогда не входило в число его талантов – скорее, наоборот. Он не имел никакого желания призывать к тактическому единству в рядах флота, к которому сейчас присоединился. Его единственной целью и задачей было нарушение согласованности в действиях вражеской армады.
Самый простой путь к победе в космическом сражении – убедиться, что в действиях вражеских сил нет тактического единства. Когда их сплоченность нарушена, каждый корабль можно изолировать и тем самым лишить любой возможной поддержки, а затем уничтожить один за другим.
За этот подход Возвышенный не раз удостаивался похвалы Ночного Охотника. Как говорил примарх, нет надобности знать о планах врага – враг должен быть сражен еще до того, как его планы вступят в игру.
Флот Магистра Войны вторгся в систему Крит несколько дней назад – Возвышенный убедился в этом, как только ударный крейсер Повелителей Ночи вышел из варпа. Десятки разбитых корпусов, судя по символам на покореженной обшивке, жертвы с обеих сторон конфликта, бессильно висели в пустоте, уничтоженные на начальном этапе военных действий. Возвышенный приказал своим рулевым провести корабль через это безмолвное кладбище к месту главной схватки, где флот Магистра Войны наконец вынудил силы Трона занять оборонительную позицию на орбите. Взгляд существа с восторгом останавливался на каждом из древних имен, мерцавших на гололитическом дисплее. Великие корабли провели в сражениях тысячи лет, их имена и титулы скользили по волнам памяти Возвышенного вопреки ходу времени. Вот "Железный Кузнец", который был на службе у легиона примарха Пертурабо. А вот «Сердце Терры», весь в шрамах, которые получил при осаде мира, именем которого был назван. А в самом эпицентре сражения, окруженный десятками меньших кораблей, находился «Дух мщения».
Возвышенный помахал когтем.
– Передайте наши коды идентификации и направляйтесь к флагману Магистра Войны, а затем выйдите из ордера и займите передовую позицию.
«Завет крови» понесся в пучину орбитального сражения, и Возвышенный рисовал в своем воображении командные палубы имперских кораблей, когда еще один могучий корабль присоединился к воинству Великого врага. Завоют консоли тревоги, отрывисто прозвучат выкрики приказов… Как восхитительно представлять все это, хотя бы на мгновение! Но «Завет» был уязвим. Его двигатели были раскалены добела, когда он прошел мимо «Духа мщения» и авангарда Хаоса.
Это нужно сделать быстро.
Возвышенному достаточно было беглого взгляда на оккулус, чтобы понять, чем неизбежно закончится бой. Имперский флот был обречен. Он смотрел на иконки на широком голографическом дисплее перед его непомерно большим командным троном, наблюдая за их медленным танцем в трех измерениях. Всего за несколько мгновений он увидел, к чему приведет движение каждой иконки, и просчитал множество вариантов движений кораблей относительно друг друга. Игра многих – но в итоге ограниченных – возможностей разворачивалась перед его глазами.
Он вновь посмотрел на обзорный экран. Силы слуг Лже-Императора были все еще достаточно велики, чтобы нанести серьезный ущерб атакующему флоту Магистра Войны, и в этом-то и была проблема. Победа слишком высокой ценой – не победа вовсе.
Возвышенный широко улыбнулся... и из его глаз потекли маслянистые кровавые слезы. Темные холодные капли стекали по бледной как фарфор коже, через которую просвечивали вены и толстые черные кабели. Мышцы лица напряглись, а слезные каналы щипало. Возвышенный не привык улыбаться. Прошло слишком много времени с того дня, когда намечалось развлечение таких масштабов, и что было еще лучше, за происходящим наблюдал сам Магистр Войны. Пришло время использовать этот момент с максимальной пользой.
Два имперских корабля отстали от остальных. Две цели, которые нужно уничтожить, чтобы развеять надежды на тактическое единство. Возвышенный отметил эти две цели и передал свои желания персоналу стратегиума. Теперь они работали, чтобы воплотить их в жизнь.
«Завет крови» прорывался через битву, принимая на пустотные щиты случайные попадания из оружий нескольких истребителей и легких крейсеров, быстро среагировавших на внезапное появление еще одного корабля. Чёрно-бронзовой хищной птицей он устремился прямо между двух кораблей, равных ему по габаритам, не обращая внимания на их бортовые залпы. Когда они наконец развернулись, чтобы пуститься в погоню за стремительным силуэтом обошедшего их корабля, их уже атаковали другие корабли. Новые нападавшие носили на корпусах черные с золотом знаки, говорившие об их принадлежности к Черному Легиону, находящемуся в подчинении Магистра Войны.
«Завет крови» даже не сбавил ход. Повелителей Ночи привлекала другая, более крупная добыча.
Ударный крейсер Астартес был мощным кораблем, непревзойденным орудием для орбитальных бомбардировок и прорыва блокад. В космической войне это был грозный противник: хотя по наступательному потенциалу он проигрывал боевой барже или тяжелому крейсеру имперского флота, при своем вооружении и плотных защитных экранах «Завет» мог расправиться с кораблем аналогичных габаритов. Если бы Возвышенный присоединился к орбитальному сражению над Утешением и обрушил на планету всю ярость орудийных батарей и лэнс-излучателей «Завета», вклад Повелителей Ночи в эту войну стал бы значительным и достойным похвалы.
Однако этого было недостаточно.
Самой большой угрозой, исходившей от ударного крейсера Астартес, был его груз. Наряду с тем, что орудия «Завета» могли стирать в пыль целые города, а его щиты выдерживали массированный обстрел по многу часов, даже не померкнув, самые смертоносные снаряды были уже заряжены в десантные капсулы и ожидали запуска.
Крейсер Повелителей Ночи был огромным и тяжелым кораблем, но в то же время изящным, несмотря на свою громоздкость. Он двигался, как акула, медленно и плавно, направляясь к гораздо большему крейсеру типа «Готика» – «Решительному». Имперский крейсер скорее походил на монумент, чем на военный корабль: небольшой город собороподобных построек торчал из центральной части корпуса, и его воинственная красота была источником вдохновения для небольшого флота меньших кораблей поддержки, которые крутились вокруг него, как спутники на орбите.
Оккулус «Завета» ослепила яркая вспышка залпа «Решительного». Атакующие корабли Магистра Войны все еще вели прицельный огонь по имперскому крейсеру, лишив его возможности направить ярость своих орудий на вновь прибывшего агрессора. Корабли поддержки перезарядили свои орудия, чтобы сокрушить прорвавшийся сквозь ряды имперских сил крейсер Повелителей Ночи.
Возвышенный смотрел, как на гололитическом дисплее погасла одна из иконок позади той, что обозначала «Завет». «Неусыпное око» – корабль Черного Легиона, один из тех, что принадлежали лично Магистру Войны, перестал существовать, разлетевшись на части под последними залпами «Решительного». Какая странная судьба, подумал Возвышенный: выдержать все испытания временем и так погибнуть здесь. Десять тысяч лет назад «Неусыпное око» участвовал в осаде Терры, а теперь от него остались лишь обломки как напоминание о его позорной кончине.
Теперь настал черед «Завета». Стратегиум снова тряхнуло, на этот раз сильнее, но Возвышенный знал, что щиты выдержали. Он чувствовал внешний покров корабля, как чувствовал свою собственную кожу. Три стреляющих корабля на траверзе и… что-то еще.
– Щиты держатся, – сообщил офицер, вызванный к командному трону. – По нам стреляют три легких крейсера. Зафиксированы случайные попадания из орудий звена истребителей.
Истребители, усмехнулся Возвышенный. Как интересно.
Общая картина происходящего немедленно предстала перед ним в виде замысловатого танца иконок, в котором были отражены и последние данные. «Решительный» был его основной целью, так как его щиты были почти пробиты. Но он-то знал, что крейсер типа «Готика» отстранился от боевых действия лишь на время, чтобы восстановить мощность пустотных щитов, и корабли поддержки, кружившие вокруг него как стая паразитов, лишь подтверждали этот вывод. Этот крейсер, один из самых крупных кораблей в имперском флоте, явно играл решающую роль в обороне противника.
Возвышенный сурово прорычал приказы к маневрам, и «Завет» всеми силами повиновался. С воем двигателей он настойчиво набирал высоту, поднимаясь до уровня «Решительного». Ударный крейсер почти вертикально прошел мимо правого борта имперского корабля, и его пустотные щиты подернулись рябью. Корабль Повелителей Ночи практически не попал под массированный обстрел из бортовых орудий. Даже по меркам космических сражений это был весьма необычный ход. Если бы «Завет» шел перпендикулярно курсу «Решительного», корабли бы просто обменялись бортовыми залпами тяжелых батарей, поравнявшись друг с другом, в то время как бросившись в вертикальную атаку, «Завет», казалось, не выиграл ничего. И хотя бортовой залп «Решительного» ушел в пространство, так и не встретив свою цель, орудийные батареи «Завета» также не нанесли бы противнику никакого урона – если бы они вообще стреляли. Но все пушки корабля Повелителей Ночи молчали.
Членов экипажа, обслуживающих стратегиум «Завета крови», рвало и мутило после безумных гравитационных перегрузок, вызванных маневром. Многие потеряли сознание. Возвышенный же вытирал со щек кровавые слезы счастья.
Это было божественно!
– Подтвердить, – сказал он сервитору на консоли запуска абордажных капсул.
– Седьмой, Девятый и Десятый Когти десантированы, – пробормотал в ответ полумеханический слуга.
– Контакт?
– Подтверждено, – сообщил монотонный голос. – Абордажные капсулы, успешный контакт подтвержден.
Минутой позже сквозь треск статики в вокс-динамиках стратегиума пробился знакомый голос:
– Возвышенный, это Адемар из Седьмого Когтя. Мы внутри.
Болезненные слезы счастья текли по лицу чудовищного капитана. Они только что прорвались к самому сердцу вражеского флота, и к тому времени, когда офицеры «Решительного» осознали, что произошло, три отряда Астартес уже прорезали себе путь к командным палубам.
Это было поистине божественно. «Решительный» и главнокомандующие его экипажа были уже все равно что мертвы. Как только экипажи других имперских кораблей узнают о резне на борту их флагмана, трепещущий страх распространится среди них подобно чуме.
Один готов, остался еще один.
– Рулевой, – произнес Возвышенный, когда стратегиум вздрогнул от нового залпа заградительного огня. – Курс на «Меч». Всю энергию на двигатели.
– Господин, – замерший возле командного трона офицер откашлялся. – Щиты вражеского корабля все еще подняты.
Но это ненадолго.
– Вектор сближения: крадущийся хищник.
– Есть, господин.
Возвышенный облизнул губы черным языком.
– Огонь из всех орудий и торпед секции 63, как только мы подрежем их с носа. Время выстрела бомбардировочной пушки должно совпасть с моментом, когда наши торпеды достигнут цели.
Это был непростой ход. Десятки сервиторов и смертных офицеров сгорбились над своими консолями, проводя вычисления и сверяя данные.
– Будет сделано, господин, – заверил стоявший рядом офицер.
Возвышенный никак не мог вспомнить его имя. Или же просто ни разу не удосужился поинтересоваться, как его зовут. Существо знало этого человека как слугу на капитанском мостике, и это все, что ему требовалось знать.
– Но… – начал человек, колеблясь.
– Говори, человек.
– Мой господин, Возвышенный Темных Богов… Данный вектор атаки выставит нас под шквальный огонь «Меча» через пятнадцать секунд.
– Через тринадцать секунд, – поправил его Возвышенный, угрожающе скалясь. – И именно поэтому, как только мы откроем огонь из наших носовых орудий, корабль исполнит пике Корона на полной тяге и с перегрузкой рулевых двигателей левого борта более семидесяти процентов. Мы создадим угол крена, удерживая минимально допустимые значения отклонения от курса и угла тангажа, в течение десяти секунд.
Офицер, и так бледный из-за того, что его кожа годами не видела солнечного света, побелел еще больше.
– Повелитель… Наш корабль слишком большой для..
– Молчать! Ты скоординируешь этот атакующий маневр с залпами основных орудий "Железного Кузнеца", «Духа мщения» и «Лезвия огня». Свяжись с их стратегиумами и доложи о наших намерениях.
– Как вам угодно, господин, – выдохнул офицер. Возвышенный обратил внимание на его глаза – они были карие, с особенно насыщенным оттенком. Их взгляд не метался нервно по сторонам, как у большинства смертных слуг, однако офицер держался скованно и неохотно высказывал свое мнение в присутствии господина. Причины его поведения были вполне очевидны: споры с Астартес всегда, всегда заканчивались болью и кровопролитием.
Корабль издал протяжный мученический стон, когда он прошел через линию огня другого крейсера значительных размеров. И снова Повелители Ночи пренебрегли собственной обороной, и удар приняли на себя пустотные щиты, в то время как «Завет» несся к выбранной цели.
– Говори, человек, – повторил Возвышенный, – развлеки меня, поделись своими мыслями перед нашей победой.
– Пике Корона, господин. Есть вероятность, что силы инерции уничтожат нас, а ориентационным двигателям потребуются недели на восстановление. Риск…
– Приемлем, – Возвышенный кивнул офицеру. – Магистр Войны смотрит на нас, смертный. И я тоже. Претвори мои желания в жизнь, или тебе найдется замена в лице того, кто сможет.
Офицеру следовало быть мудрее. Отвернувшись к своему рабочему месту, он процедил сквозь зубы: «Это погубит проклятый корабль...». Ему стоило подумать о том, что Возвышенный может услышать его недовольное бормотание.
– Офицер мостика, – ухмыльнулся Астартес.
Мужчина не обернулся на оклик. Он работал с консолью, отсылая сервиторам стратегиума приказы на бинарном коде и готовясь к надвигающемуся безумию.
– Да, господин?
– Если все не будет исполнено безупречно, я скормлю тебе твои собственные глаза, и ты будешь умирать освежеванный, и скулить об искуплении, которое никогда не придет.
На капитанском мостике воцарилась мертвая тишина. Возвышенный оскалился.
– Меня нисколько не волнует ни ремонт ориентационных двигателей, ни рабы, что погибнут, ремонтируя их. Пике Корона, исполненное как можно лучше, учитывая характеристики нашего корабля, синхронно с залпами орудий трех вышеупомянутых кораблей союзников. Выполнять!
Это был верх дерзости.
"Железный Кузнец", «Дух мщения» и «Лезвие огня» заняли позиции, поддерживая маневр Повелителей Ночи скоординированными залпами из всех своих орудий, несмотря на значительное расстояние до цели. Возвышенный полагал, что капитаны приняли участие в его маневре скорее из любопытства, нежели из твердой уверенности в том, что этот план сработает, однако отсутствие отваги в их душах было их собственным бременем.
Почти каждый капитан с каждой стороны наблюдал – хотя бы мельком, – как «Завет крови», единственный корабль из флота Магистра Войны, прорвался через ряды вражеских кораблей и устремился к «Мечу Бога-Императора» – гранд-крейсеру типа «Мститель». Многие из них также узнали, к своему вящему удивлению, что атакующий корабль приступал к выполнению мучительного и совершенно безумного пике Корона.
Он начал свой маневр перед лицом невообразимой огневой мощи. Пронесшись сквозь шквал огня великого крейсера, «Завет» испытал на себе ярость носовых орудийных батарей, извергавших на него залп за залпом. Крейсер Повелителей Ночи попал под обстрел из крупнокалиберных орудий, нацеленных на другие корабли Хаоса, и его щиты с треском рухнули всего за несколько мгновений. Всем, кто наблюдал за развернувшимся действом, казалось, что «Завет крови» принес себя в жертву, идя на таран.
И таран бы удался. Огромная масса, инерция и запасы взрывчатых веществ на борту сожгли бы и щиты «Меча», и сам корабль.
Но «Завет» не собирался таранить свою жертву.
Он возобновил атаку, когда щиты были уничтожены, высвобождая сокрушительную мощь лэнс-излучателей, торпед и плазменного огня из носовых орудийных батарей, и одновременно с этим угостив врага единственной магматической бомбой, предназначенной главным образом для планетарных бомбардировок.
Заряд поразил «Меч» как раз в тот момент, когда на него обрушился массированный огонь трех вражеских кораблей. Их совместные действия и вправду были похожи на союз четырех акул, что охотились в черных водах нострамских морей, но не аллегорические аналогии занимали сейчас разум Возвышенного. Колоссальных масштабов развернутой операции едва ли хватило бы, чтобы удовлетворить его желания. Огромный «Меч Бога-Императора», гордость военно-космического флота Крита, флагман лорда-адмирала Валианса Арвентавра, больше не скрывался за рябью несокрушимого энергетического поля, его щиты не выдержали перегрузок после внезапной и беспощадной атаки ударного крейсера Астартес.
Возвышенный не был глупцом. Он знал тонкости космических войн, он здраво оценивал возможности своих врагов, знал силу их орудий и мощь их кораблей. Он также знал, что его атака не причинила серьезного ущерба ощетинившемуся вспомогательными генераториумами «Мечу Бога-Императора», и его защита скоро будет восстановлена.
«Завет крови» совершил разворот более резкий, чем мог себе позволить корабль его габаритов, бросившись в крутящее пике, которое вполне могло стать для него смертельным, чуть не протаранив вражеский крейсер.
Члены экипажа зажимали уши от гремевших по всему кораблю сигналов тревоги. Как брошенное копье, корабль нырнул в пике, приняв на себя второй залп бортовых орудий «Меча». Ответного огня не последовало. Единственный залп имперского флагмана разнес вдребезги орудийные батареи левого борта «Завета».
Все еще вращающийся «Завет», проходя мимо, тащил за собой целое облако обломков. Где-то в середине маневра Возвышенный ощутил прекрасный момент слияния с битвой.
Здесь.
Сейчас.
Даже когда имперские пушки разносили на куски его корабль, он ощутил абсолютную ясность и проворчал лишь одно слово:
– Старт.
– Три, – объявил голос сервитора, – два.
«Один».
«Старт».
Талос почувствовал, как земля ушла из-под ног, и каждый мускул его тела напрягся до предела. На падение не похоже и уж точно не похоже на головокружение. Его измененные чувства были устойчивы к нестабильности и искажениям восприятия. В то время как человек уже давно украсил бы интерьер капсулы содержимым своего желудка и от перегрузок при запуске упал в обморок, Астартес испытывали лишь легкий дискомфорт, и все это благодаря их биологически измененным органам восприятия.
– Столкновение через пять секунд, – сообщил механический голос, звучавший ниоткуда и одновременно отовсюду. Талос слышал, как Узас хрипел в вокс, радостно отсчитывая секунды. Сам он считал их молча, напрягшись, когда осталась последняя секунда. Направляющие двигатели капсулы активировались с грубым толчком, почти таким же сильным, как и тот, что последовал за ним. Капсула врезалась в корпус корабля с силой, достаточной, чтобы пробить обшивку. Внутри капсулы удар отозвался гулким, похожим на рык мифического дракона эхом.
На сетке дисплея вспыхнула витиеватая нострамская руна, и пока капсулу еще трясло после мощного удара, Талос ударил кулаком по кнопке разблокирования систем безопасности своего трона. Ограничители разомкнулись, и четверо Астартес Первого Когтя без колебаний встали с тронов, сжимая в руках оружие.
Люк капсулы со скрежетом железа и шипением воздуха открылся.
Осмотрев стальной арочный коридор, Талос активировал вокс. Его голос прозвучал ровно и уверенно:
– Первый Коготь – «Завету крови». Мы на борту «Меча Бога-Императора».
Меч Бога-Императора
Яд просочится сквозь любую броню.
Столкнувшись с невидимым врагом, занесите яд в его кровь – его беспокойное сердце само разнесет отраву по всему телу. Страх – это тот же яд. Запомните это. Страх – это яд, способный поразить любого врага!
Столкнувшись с невидимым врагом, занесите яд в его кровь – его беспокойное сердце само разнесет отраву по всему телу. Страх – это тот же яд. Запомните это. Страх – это яд, способный поразить любого врага!
Военный мудрец Малхарион. Отрывок из его работы «Темный путь»
Лейтенант Серлин Вит слушал переговоры по вокс-сети со своего поста на капитанском мостике. Приказы, исходившие от высшего командования, гласили: нейтрализовать абордажную команду, в настоящий момент бесчинствующую на технических палубах под мостиком. Серлин знал, что были и другие абордажные команды, рассеявшиеся по всему кораблю, но с ними разберутся другие отряды. Виту были даны приказы, и он собирался беспрекословно их выполнить. Его люди охраняли капитанский мостик, куда уже направлялись многочисленные подкрепления.
Он не волновался. «Меч Бога-Императора», за последние двадцать лет ставший ему домом, был великим кораблем, как и все состоявшие во флоте Его Божественного Величества. На борту жили и несли службу более двадцати пяти тысяч членов экипажа, хотя изрядную часть составляли рабы и жалкие сервиторы, всю жизнь проводившие в работах на душных инженерных палубах.
Не стоило брать на абордаж такое огромное судно, думал Вит.
По крайней мере, если выжить при этом входит в ваши планы.
То, что «Меч» больше не нес службу на передовой, было так же верно, как и то, что славный корабль держался в стороне от основных боевых действий; но он был бриллиантом, венчавшим корону непобедимости военно-космического флота Крита. Просто времена изменились Корабль типа «Мститель» был бойцом ближнего боя, предназначенным для сражения в самом сердце вражеских сил, и мог нанести урон вдвое больший, чем причиняли ему. Он обладал достаточной для этого огневой мощью, но со временем впал в немилость у адмиралов, когда подобные тактические решения стали с неодобрением восприниматься Империумом, все чаще выбиравшим оборонительную позицию.
Так говорил себе Серлин, и он в это верил, потому так часто говорили офицеры. Для него любимый «Меч» был всегда в строю. Он просто вышел из моды. Серлин повторял себе это тысячи раз, и хотя он был простым солдатом на службе Золотому Трону, но все равно гордился тем, что ему выпала честь нести службу именно здесь, на борту «Меча Бога-Императора». Больше всего лейтенант Серлин Вит страстно желал снова оказаться на передовой. Ему хотелось заглянуть в бортовой иллюминатор и увидеть чернеющую гематому на теле реальности, которой было Великое Око – средоточие сил Великого врага.
Поэтому сейчас он не беспокоился. «Меч бога-Императора» был непобедимым, несокрушимым. Дрожь, сотрясавшая корпус, была вызвана выстрелами его собственных орудий, отправлявших в ад проклятых приспешников Хаоса. Не так давно щиты отключились, но восстановились меньше чем через минуту. И даже если они упадут снова, крепкая броня станет им достойной заменой, нерушимая, как вера праведника.
Ничто не могло уничтожить «Меч».
Он мысленно повторил эти слова без тени отчаяния. То, что корабль взяли на абордаж… это было безумие. Какой здравомыслящий противник решится на такое? Он просто не мог себе представить, что за тактику выбрал враг. Какой нерадивый командир будет жертвовать своими воинами, забрасывая их на корабль, где против них готовы выступить более двадцати тысяч душ защитников?
Пришло время доказать первой абордажной команде ошибочность их решения.
Если верить вокс-переговорам из стратегиума, кораблю противника, очевидно, пришлось исполнить какой-то невероятный трюк, чтобы забросить сюда абордажные команды. Как бы там ни было, они сумели пробраться на борт, десятилетиями не видевший захватчиков, и возможно, адмирал – будь благословенно его имя – был прав. Возможно, положение было серьезным.
Серлин обладал репутацией человека, как раз занимавшегося серьезными делами, и поэтому, как правило, в его обязанности входила охрана командных палуб.
Вит командовал взводом, известным как «Гелиос-9», чей послужной список и превосходная меткая стрельба были достойны зависти снайперов из Имперской Гвардии. Он лично отбирал мужчин и женщин для этого подразделения, дважды за последние десять лет отказавшись от полагавшегося ему повышения по службе, потому что не хотел подниматься выше того положения, которое наилучшим образом подходило ему. Командовать десятком отрядов означало иметь в подчинении мешанину из достойных солдат и посредственностей. Командовать «Гелиос-9» означало командовать лучшими из лучших.
Даже форма, которую носили солдаты «Гелиос-9», говорила о том, что они брались за дело серьезно. Иногда они спускались в брюхо «Меча», чтобы навести порядок среди криминального отребья, трудившегося под цивилизованными палубами. При виде их гладкой темной панцирной брони с ярким выпуклым символом солнца на нагрудной пластине каждый раб и слуга старался выглядеть законопослушным и исправно исполнял свои обязанности. Колониям мобилизованных рабов в недрах судна «Гелиос-9» – или, как их иначе называли, «лучи солнца» или «девятники», – были известны своей безжалостностью. Их репутация основывалась на многочисленных свидетельствах о том, как они расстреливали рабов при одном лишь намеке на неповиновение или уклонение от служебного долга.
Взвод «Гелиос-9» состоял из пятидесяти мужчин и женщин, разбросанных по командным палубам. Сорок девять избранных убийц Вита в полной боеготовности ожидали встречи с врагом. Сам он со своей группой прикрывал трон адмирала. Каждый солдат Гелиос Девять был вооружен короткостволками, позволявшими наносить максимальный ущерб при малой дальности стрельбы, не повреждая при этом корпус судна. Ему даже не нужно было оглядываться, чтобы убедиться, что его люди готовы. Они родились уже готовыми к бою и ежедневно тренировались, чтобы быть готовыми еще больше. Ничто не могло сломить их дух.
Лейтенант Вит не сомневался в этом, пока не услышал первые отчеты по воксу.
– ...болтеры… – прокричал один из прорывавшихся сквозь помехи голосов, заставив его нервно сглотнуть. Болтеры. Это плохо. Передачи прерывались, искаженные шумом сражений на палубах корабля и в пространстве снаружи, но все равно до его слуха долетали слова, которые ему не нравились, слова, которые он не хотел бы слышать:
– …нужно тяжелое оружие для…
– …отступаем!..
– ...Трон Императора! Мы...
Стоя в центре зала с низким потолком на главном мостике, Серлин постучал по бусинке вокса в ухе и поправил иглу микрофона на уровне губ.
– Говорит Вит. Команды инжинариума?
– Так точно, лейтенант, – отозвались отряды, охранявшие подступы к плазменным двигателям корабля. Занявшие позиции на инженерных палубах команды назывались, насколько он помнил, «Младшие боги», «Шутящие со смертью», «Счастливая полусотня» и «Взгляд мертвеца». Вит не имел понятия, с кем из офицеров разговаривал, – по воксу было не разобрать, – но все они были надежными людьми исключительно твердой воли. Конечно, они и рядом не стояли с «Гелиос-9», но были достаточно хороши в своем деле. Помехи сменялись неистовыми криками и грохотом взрывов, которые кололи похмельное сознание Серлина чудовищными когтями.
– Я получаю сообщения о болтерах и жестоких схватках по всему кораблю, – произнес он.
– Да, лейт… – повторил голос, – имейте в виду, что захватчики…
– Захватчики? Повторите, кто захватчики?
– ...ст …с…
– Командная бригада, ответьте! Отряд защиты инжинариума, это Вит, повторите!
– …а … ес…
Превосходно. Лучше и быть не может.
Как легко было снова оказаться в родной среде, вдали от битвы. Мостик стал центром беспорядочной активности: офицеры флота кричали и носились от консоли к консоли, так как их внимание было приковано к сражению, происходившему снаружи корабля. Сервиторы трещали и гудели, повинуясь отданным приказам. Почти сто членов экипажа, как люди, так и лоботомированные слуги, трудились, чтобы «Меч» мог и дальше обрушивать свою смертоносную мощь на врагов Золотого Трона.
Вит заставил себя выкинуть из головы все посторонние мысли. Сейчас его мир состоял лишь из обрывков вокс-переговоров и пространства вокруг трона лорда Арвентавра. Трон, для удобства обзора установленный на постаменте, был местом вечного пребывания хрупкого тела адмирала – пребывания, судя по всему, удобного, несмотря на изогнутую спинку трона, сделанную из ребер какого-то ксеносущества. Адмирал Арвентавр полулежал в своем костяном троне, из его висков торчали кабели и провода, приковывавшие его к трону и к системам корабля.
Вит знал, что адмирал – с закрытыми глазами, словно погрузившийся в размышления – позволял своему разуму сливаться с духом машины «Меча Бога-Императора». Он знал, что адмирал ощущал корпус корабля как продолжение собственного тела, а суетившийся в стальных стенах экипаж – как кровь, пульсировавшую в венах.
Но и это мало интересовало Вита. Оберегать жизнь старика – вот что действительно было важно. У адмирала была своя война, которую нужно было выиграть, а у Вита, похоже, была своя.
Грохот, с которым корабль стойко сносил вражеские удары, все еще был слышен, но корпус больше не трясло. Некоторые солдаты начали переглядываться.
– Сэр, - заговорил один из них, стоявший ближе к центральной колонне, – мне знаком этот звук. Я служил на «Дециме», и мы провели несколько операций совместно с воинами Астартес. С орденом Странствующих Десантников, сэр.
Серлин не обернулся. Его взгляд оставался прикован к запертым двойным дверям с правой стороны зала. Грохот исходил оттуда, и он тоже был ему знаком. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы узнать этот звук, потому что он никак не ожидал услышать его на борту родного корабля.
Он безошибочно узнал характерный рокот болтерной стрельбы.
Их захватили Астартес. Предатели-Астартес. Вскоре подтверждения этого зазвучали из каждого уголка. Флотские отчеты, передававшиеся отовсюду, сообщали, что в непосредственной близости от них совершил маневр крейсер отступников-Астартес, зарегистрированный как «Завет Крови».
Эта информация принесла бы больше пользы, поступи она, прежде чем Вит устроился на командной палубе, которую защищали всего лишь пятьдесят человек.
– Гелиос-девять, – он обращался к каждому из солдат, разбросанных по внешнему периметру помещения. – Враг приближается к дверям по правому борту. Никакой пощады!
Он оглянулся на адмирала: старика покрывал пот, зубы плотно стиснуты, веки сомкнуты, будто он пребывал в объятиях какого-то страшного кошмара. Двери правого борта взорвались, засыпав обломками помещение, и внимание Вита вернулось туда, куда следовало.
Выбравшись из обломков корпуса, куда врезалась капсула, Талос ступил на борт, одной рукой сжимая Аурум, другой – Анафему. В следующие десять минут случилось несколько мелких стычек с врагом, в которых ему едва довелось хоть раз выстрелить из болтера; то же с Сайрионом и Ксарлом. Отряд берег боеприпасы в ожидании момента, когда они действительно понадобятся, – момента, когда они доберутся до капитанского мостика.
Их абордажная капсула приземлилась на одной из оживленных верхних артиллерийских палуб, и учиненная вследствие этого резня, отнимавшая драгоценное время, раздражала. Исключением был только Узас. Он наслаждался каждым мгновением, прорезая себе путь сквозь толпу перепуганных до смерти людей, защищавшихся инструментами и тем, попадало под руку. Выстрелы его болтера напоминали Талосу удары молота – навязчивые и неприятные.
В какой-то момент Талос ударил болтером по стене сводчатого прохода. Под обстрелом отступавшей группки артиллеристов он впечатал Узаса головой в металлическую стену и проорал:
– Ты транжиришь боеприпасы! Контролируй себя!
Узас изворачивался в руках брата.
– Добыча.
– Это недостойная добыча! Используй клинки! Сконцентрируйся!
– Добыча. Они все – добыча.
Талос врезал кулаком в лицо другого Повелителя Ночи, оставив вмятину на лицевой пластине его шлема. Он снова приложил брата головой об стену, заглушив гулким ударом шум стрельбы. Из сбившихся в кучу членов экипажа в Талоса полетели пули, со звоном отскакивая от его наплечника. Он проигнорировал замигавшие на дисплее визора предупреждающие руны, приказав обзору очиститься.
– Контролируй себя, иначе я прикончу тебя прямо здесь и сейчас!
– Да, – наконец сказал Узас. – Контроль. Да.
Он подобрал свой болтер. Талос видел, с какой неохотой Узас прикрепил оружие к набедренной пластине и поднял цепной меч.
Сдержанности надолго не хватило. Как только отряд прошел в другое помещение, в котором размещалось одно из орудий гранд-крейсера, он открыл огонь по сервиторам, не успевшим получить приказ отступать, в то время как смертный экипаж ретировался несколькими минутами раньше.
Талос шел первым, не беспокоясь больше о том, что Узас мог отстать. Пусть удовлетворит свою потребность внушать страх. Пусть потратит свои припасы и силы на безмозглых сервиторов в надежде увидеть хоть искорку ужаса в их глазах перед смертью. Они вихрем неслись по коридорам, на ходу вырезая плохо подготовленный экипаж, которому хватило глупости встать у них на пути. У многих не было смелости, чтобы остаться, или же инстинкт самосохранения приказывал им уносить ноги, но не все смертные бежали прочь от захватчиков.
Сержант Ундин из отряда «Последнее предупреждение» держал позицию, как и семеро его людей, ведя заградительный огонь по приближающимся Астартес из своих короткостволок. На раскосых линзах Талоса продолжали тускло мигать руны угрозы, сенсоры шлема заглушали стук колотившихся о его броню снарядов, градом падавших на пол. Героически державшие последний рубеж Ундин и самые мужественные из солдат «Последнего предупреждения» пали, когда Талос прошел мимо них, размахивая Аурумом и с раздражением извергая проклятия. Эти задержки действовали на нервы, и хотя обрезы мало что могли сделать против силовой брони, сосредоточенный огонь мог повредить подвижные сочленения и разъемы доспеха и существенно замедлить продвижение.
Из тех, кто не сбежал, далеко не все были готовы действительно сопротивляться врагу. Десятки людей замерли, скованные страхом, когда гиганты, явившиеся из их самых немыслимых кошмаров, шагали мимо. Они стояли, открыв рты, и бормотали бессмысленные молитвы при виде предателей-Астартес во плоти.
Талосу, Ксарлу и Сайриону не было до них дела. Звук работающего цепного лезвия говорил о том, что Узас все же не смог сдержаться и оставить этих перепуганный тварей в живых.
«Наконец-то», – подумал Талос, в очередной раз заворачивая за угол.
– Мостик прямо за этими дверьми, – произнес Ксарл, кивая в сторону запечатанного дверного проема впереди.
Просторная галерея заканчивалась мрачным дверным порталом. Узас забарабанил по дверям кулаком; результатом его усилий был лишь звук бьющегося об адамантий керамита и небольшая вмятина на поверхности дверей – как после удара скалы о наковальню.
– Добыча, – сказал Узас. Остальные услышали, как он плевался слюной, рыча единственное слово: – Добыча.
– Замолчи, урод! – рыкнул Ксарл. Другие не обращали на Узаса никакого внимания, пока он скреб когтями переборку, как зверь в клетке, жаждавший вырваться на свободу.
– Эти двери не взорвать, – заключил Сайрион. – Слишком толстые.
– Может, цепным лезвием их? – предложил Ксарл, занося свой меч.
– Слишком медленно. – Талос тряхнул головой и взвесил в руке Аурум. – Мы и так потратили уйму времени.
«Гелиос-9» были готовы, когда Повелители Ночи атаковали их. По приказу Вита бойцы заняли позиции по периметру капитанского мостика. Множество смежных переходов обеспечивали хорошее прикрытие и давали отличный угол обстрела. Экипаж мостика был слишком поглощен орбитальной войной. У каждого из них были свои обязанности и задачи, и хотя все то и дело нервно оглядывались на запечатанные двери правого борта, каждый офицер был сосредоточен на космическом сражении, из-за которого они горбились над консолями и сверялись с данными на просторном обзорном экране. Никто, и уж никак не «Гелиос-9», не ожидал, что укрепленные двери сдадутся так легко. Сделанные из многослойного металла, более метра в толщину, двери были неприступными почти две тысячи лет – с того момента, как корабль сошел с судостроительной верфи.
Вит выругался, когда прогремел взрыв. Предатели-Астартес прорезали себе путь сквозь двери, закладывая взрывчатку там, где обычные детонаторы разнесли бы на куски все переборки командной палубы.
Трон Императора, да где же подкрепление?
– «Гелиос- девять»! – заорал он в вокс, не надеясь, что докричится хоть до кого-нибудь в этом шуме. – Дадим отпор захватчикам!
Пока ни Вит, ни кто-либо из его солдат не видел, старый адмирал открыл налитые кровью ярко-голубые глаза, сощурив их в гневе.
Взрыв и последовавшая за ним связка ослепляющих гранат стали знаменательным событием, которое вывело могучий «Меч Бога-Императора» из космического сражения. Во многочисленных записях о Критской войне гранд-крейсер типа «Мститель» оставался значимой силой в имперской обороне вплоть до момента своего окончательного разрушения. Даже после штурма капитанского мостика, искалечившего корабль и лишившего его прежней боеспособности, крейсер с гордостью продолжал сражаться.
Воистину, забавная вещь – история, когда ее пишут проигравшие.
Любопытно, что в имперских отчетах не зафиксирован тот факт, что последние полчаса своей жизни «Меч» провел в унижении, лишенным своей славной мощи и каких-либо почестей, полагавшихся ему на последнем рубеже. Вместо этого он слабо отбивался редкими залпами, которые не находили своих целей и бессмысленно рассеивались в пространстве, в то время как его методично разрывали на части крейсеры Воителя, среди которых был и «Завет Крови», не прекращавший огонь даже тогда, когда его собственные Астартес находились на борту. Но только так можно было обеспечить быструю и решительную победу, и Астартес, принимавшие участие в абордажных боях, были обучены отступать сразу же после выполнения своих боевых задач.
Ослепляющие гранаты, брошенные Первым Когтем, со стуком прокатились по мозаичному полу капитанского мостика и взорвались одна за другой с интервалом в полсекунды. Из каждой гранаты повалили клубы густого черного дыма, и хотя дымовая завеса не могла накрыть даже половину огромного мостика, устройства кидали вовсе не для этого. Четыре гранаты со звоном покатились в направлении артиллерийской установки и взорвались там, ослепив десятки офицеров и сервиторов, обслуживавших консоли управления носовыми орудиями.
В то время как рядовой состав поспешил укрыться от облака едкого дыма, сервиторы остались там же, где и были, прикованные к своим рабочим местам; они издавали монотонные сигналы о слабом электромагнитном излучении в облаке, которое лишило их зрения.
Залпы носовых орудий могучего «Меча» смолкли.
На борту другого корабля Возвышенный улыбнулся, зная, что Первый Коготь добрался до капитанского мостика противника.
Некоторые из членов экипажа «Меча», что обслуживали командные палубы, взывали к милости бессмертного Повелителя Человечества, но только самые набожные и самые отчаянные действительно верили в то, что Бог-Император спасет их.
«Гелиос-9», которым посчастливилось укрыться среди угловатых рабочих станций, перегородок и перил, все как один навели прицел на развороченные двери.
Возникшая из теней и дыма фигура была темней, чем сама тьма. Высоченный монстр, как отметил для себя Вит, был по всем параметрам слишком большой для человека и носил громоздкую керамитовую броню, выкованную в незапамятные времена.
Он мгновенно заметил все до мельчайших подробностей: в одной руке у гиганта был золотой клинок, длина которого была сопоставима с ростом Вита; клинок сверкал разрядами смертоносной энергии, и с него еще стекал расплавленный металл дверей, которые меч прорезал. В другой руке гиганта был зажат огромный болтер с широким дулом, распахнутым подобно пасти какого-то огромного зверя.
На его шлеме был нарисован череп цветом белым, как кость, на полночно-синем фоне; красные линзы горели, подсвеченные изнутри. Рваный выжженный росчерк от попадания из малокалиберного оружия красовался на левом плече, поверхность керамитовой брони была испещрена незнакомыми Виту рунами. С другого плеча свисала связка коротких цепей и бронзовых черепов, похожих на перезрелые плоды, бряцавшие, когда фигура двигалась.
Но одну деталь слезящиеся глаза Вита отметили особо. Искореженный имперский орел поперек нагрудной пластины, вырезанный из слоновой кости и рассеченный цепным лезвием – простое, но красноречивое свидетельство осквернения.
Командир отряда не мог знать, что несколько лет назад Повелитель Ночи снял этот нагрудник с павшего Астартес из ордена Ультрадесанта. Он и понятия не имел, что десять тысяч лет назад, когда этот воин впервые надел свою собственную силовую броню, только возлюбленному III легиону Детей Императора было позволено носить аквилу на своих доспехах. Вит не знал, что теперь Талос носил ее, даже оскверненную, с приятным чувством иронии.
Но одно Вит знал наверняка, и только это имело значение: предатель-Астартес прорвался в самое сердце обороны «Меча», и если он сейчас не сбежит, – а может быть, даже и тогда – то станет покойником.
Вит был много кем. Заурядным офицером, возможно, и уж точно – слишком большим любителем выпить. Но трусом он не был. Он умрет со словами, с которыми тысячелетиями умирали миллионы имперских солдат:
– За Императора!
Как бы благородно это ни звучало, его крик был полностью поглощен тем, что сделал Повелитель Ночи.
Мерцающие руны забили всю сетку дисплея Талоса. Цель поверх цели, с белыми вспышками там, где было видно оружие. Сделав единственный шаг в помещение, он не поднял ни меч, ни болтер и не попытался найти укрытие. Как только он возник из-за разломанных дверей, то запрокинул голову назад, очистив визор от мельтешивших перед глазами рун угрозы, и закричал.
Это был крик, который не под силу воспроизвести лишенному аугментики человеческому горлу: резонирующий и первобытный, как крик карнозавра с дикого мира. Вокс-динамики шлема еще больше усилили и так нечеловечески громкий крик, доведя его до оглушительного уровня. Производимый тремя легкими, вопль звучал пятнадцать секунд в полную силу, отражаясь эхом в коридорах «Меча» и сливаясь в единый поток всеобъемлющего звука.
Члены экипажа, соединенные со своими консолями, могли ощутить его физически. Техножрецы и сервиторы, подключенные к системам корабля, почувствовали, как дух машины «Меча» дрожал в ответ неистовому реву.
На капитанском мостике лорд-адмирал Валианс Арвентавр, связанный с духом машины корабля теснее других, залился кровавыми слезами. Но для солдат, окруживших своего командира, все это так и осталось незамеченным. Они, как и все, кто находился в круглом помещении мостика, стояли на коленях, зажав ладонями кровоточащие уши. Некоторые из них были готовы убить себя, чтобы не слышать больше этот сокрушающий восприятие звук, но они были не в состоянии дотянуться до ружей, которые лежали там, где были брошены.
Талос опустил голову, заметив вновь возникшие на дисплее визора руны угрозы. Облако дыма немного рассеялось, но все еще скрывало большую часть командной палубы. Смертные – все до единого, – что находились там, были мертвы. «Меч» завис в пространстве, большинство его орудий замолчали. Талос представил, как корабли флота Воителя сходятся к нему, и в глазах каждого капитана сверкает убийственное намерение.
Времени было в обрез. У Когтей, высадившихся на борт «Меча Бога-Императора», было всего несколько минут, чтобы завершить выполнение своих операций и вернуться к капсулам до того, как их настигнет неминуемая катастрофа.
И в этот момент произошло то, что Талос никогда не забудет вплоть до самой своей смерти.
Их разделяло расстояние в пятьдесят метров, пелена дыма и толпа ошеломленных людей, но он все равно встретился взглядом с адмиралом. Из глаз его текли густые красные слезы, струйки крови стекали из ушей и носа, но выражение лица оставалось неизменным. Никогда прежде за бесчисленные годы, что Талос провел, воюя против слуг Лже-Императора, ни один имперский червь не смотрел на него с такой ненавистью.
Позволив себе несколько секунд насладиться заветным согревающим кровь моментом, он прошептал:
– Режим охоты.
Услышав тихий приказ, дух машины тут же исполнил его, сменив красные тона линзы на слои глубоких синих. Сквозь дым, даже через прикрывающие их баррикады консолей и рабочих станций, фигурки членов экипажа виделись Талосу водоворотом расплывающихся оранжевых пятен с красными и желтыми мазками источников тепла на фоне холодной синевы вокруг них. Сайрион, Ксарл и Узас шли позади него, и он слышал, как они прошептали те же команды, активируя свое зрение охотника.
Рассматривая окружающее пространство в инфракрасном спектре, они шагали вперед, готовясь пролить кровь лучших из лучших среди защитников «Меча», вцепившихся в свое оружие.
Адмиралу было суждено испустить дух последним.
К тому моменту капитанский мостик превратился в склеп. Когда дым рассеялся, поглощенный аварийной системой очистки воздуха, всюду лежали изуродованные тела сотни членов экипажа и их павших защитников, Гелиос Девять. Четверо Повелителей Ночи бродили туда-сюда, вгрызаясь лезвиями цепных мечей в консоли и поражая нервные центры «Меча Бога-Императора». Имена убитых ничего не значили для Талоса, и он понятия не имел, что последним, кто пал, защищая трон адмирала напрасной, но отчаянной пальбой из дробовика, был Серлин Вит.
Вит с хрипом выпустил воздух из разорванных легких, не будучи в состоянии оторвать подбородок от груди. Для Талоса он был неприметным, но раздражающим источником теплового излучения, и Повелитель Ночи прикончил его простым тычком своего золотого клинка. Когда Вит упал, Талос спихнул его с платформы, на которой располагался трон, и сразу же переключил внимание на следующую цель, в то время как голова Вифа треснула от удара о перила, и человек медленно соскользнул в объятья смерти.
Лорд-адмирал Валианс Арвентавр впился взглядом в существо, которому предстояло стать его убийцей. Кроваво-красные линзы шлема Талоса смотрели сверху вниз на старика, прикованного к своему креслу. Теперь ему стало ясно, почему адмирал не встал на защиту мостика. Ниже пояса у смертного не было тела, и его одетый в китель торс соединялся с командным троном извивающимися кабелями, вшитыми в его таз, которые связывали то, что осталось от его тела, с кораблем, а усики проводов, торчавшие из затылка, связывали его сознание с духом машины «Меча».
Талос потратил секунду, размышляя, когда именно адмирал подвергся хирургической операции, столь ограничившей его физические возможности, и как долго он был заключен здесь, будучи живой частью корабля, которым он командовал, – прикованная к трону мешанина из плоти, проводов и трубок, подводящих и отводящих обменные жидкости.
Еще секунду он потратил, из любопытства спросив адмирала, зачем он сотворил с собой такое. Он не получил ответа на свой вопрос. Небритый подбородок смертного дрожал, когда тот предпринял попытку говорить:
– Бог-Император, – прошептал старик.
Покачав головой, Талос активировал цепное лезвие.
– Я видел твоего Императора. Несколько раз, еще до того, как он предал нас всех.
Меч скользнул в грудь адмирала с тошнотворной нежностью: медленно, дюйм за дюймом, силовое лезвие прожигало пепельно-белую униформу военно-космического флота Скопления Крит там, где касалось материала. Кончик лезвия утонул в костяке командного трона за спиной смертного, образовав еще одну связь между адмиралом и его рабочей станцией.
Эффект последовал мгновенно. Освещение мостика замигало, и весь корабль мученически застонал, как раненый кит в черных водах нострамских морей. Смерть адмирала захлестнула дух машины корабля, и Талос резким движением выдернул клинок из мертвой груди. Кровь зашипела на золоте меча, испаряясь от жара.
– И он не был богом, – сказал Повелитель Ночи умирающему старику. – Возможно, и человеком он не был, но богом – точно никогда.
Астартес улыбнулся.
Адмирал попытался заговорить снова, протягивая трясущиеся руки к Талосу. Повелитель Ночи схватил хрупкие руки умирающего капитана корабля и сложил их над кровоточащей раной на груди.
– Он никогда не был богом, – мягко произнес Талос. – Осознай это, пока умираешь.
Когда адмирал испустил дух, свет на капитанском мостике погас навсегда.
Экипажу «Меча Бога-Императора», возможно, удалось бы восстановить контроль над кораблем, если бы не два осложнивших положение фактора.
Прежде всего, команды экипажа, которым удалось добраться до мостика, обнаружили, что рулевая и все контрольные консоли разрушены и не подлежат восстановлению. На корпусах оборудования зияли рваные раны, оставленные цепными лезвиями Первого Когтя. Воспользовавшись приборами ночного видения, позволявшими обозревать окружающее пространство в воцарившейся тьме, потенциальные спасители также увидели, что неразлучный со своим костяным троном адмирал мертв, а на его лице застыла кривая гримаса, передающая смесь боли, ненависти и ужаса.
Разрушения на командных палубах нельзя было устранить посредством быстрого ремонта, однако унтер-офицеры на борту «Меча» должны были удостовериться, что гранд-крейсер сможет выйти из бушевавшего снаружи сражения и его броня выдержит до тех пор, пока он не отойдет на значительное расстояние от орбитальной войны. Техники работали с удвоенной силой, офицеры спешили попасть на инженерные палубы, где вступил в игру второй фактор.
Талос и Первый Коготь вторглись на борт имперского крейсера не одни.
Вторым препятствием на пути к восстановлению хоть какого-то подобия порядка на палубах гибнущего корабля стало то, что вспомогательный инженерный сектор также был в руках врага. Хотя этот сектор не был настолько важным для функционирования корабельных систем, как главные машинные отделения, сбои в его работе серьезно сказывались на потоке энергии и эффективности работы двигателей.
Повелители Ночи не стали разрушать основные секции, чтобы не дать врагу втянуть себя в длительную перестрелку. Они нанесли удар по заранее намеченным целям, и этого было вполне достаточно, чтобы вывести «Меч» из сражения, затратив минимум времени и усилий.
Отряды солдат штурмовали грандиозные помещения машинного отделения, стремясь оттеснить захватчиков, но Второй и Шестой Когти оставили свои капсулы и удерживали позиции, паля из болтеров, пока не поступил приказ уходить. Когда данный приказ наконец поступил, непримиримые имперцы сумели отвоевать подсобные камеры инженерного отсека, где их ожидал прощальный подарок от Повелителей Ночи в виде взрывных устройств, закрепленных на корпусе корабля в тех местах, где приземлились абордажные капсулы. Когда отсчет на детонаторах дошел до нуля, взрывом смело огромную часть и так поврежденного борта, открыв значительную часть вспомогательных инженерных палуб безвоздушному пространству.
Это уничтожило на корню все надежды экипажа пройти через инженерные палубы вдоль правого борта крейсера. Вспомогательные двигатели молчали, и теперь сбитый с курса, лишенный мозга и бьющегося сердца, так как капитанский мостик и инжинариум были выведены из строя, беззащитный «Меч Бога-Императора» крутился в пустоте, покрываясь миллионами шрамов от орудий флота Воителя.
В течение получаса горстка Астартес отправила на тот свет несколько сотен верных Императору душ, заняла две ключевые позиции на разрушенном корабле, лишь отчасти находившемся под контролем имперцев, и исчезла, убедившись, что нанесенный ими ущерб невозможно будет устранить вовремя.
На борту «Завета Крови» Возвышенный – уже предвкушая хвалебные обращения Воителя, – приказал рулевому подойти ближе к погибающему «Мечу» и приготовиться принять обратно абордажные капсулы в посадочные шлюзы по правому борту. Персональные экраны, вмонтированные в подлокотники его командного трона, передавали цифровые данные, шедшие непрерывным потоком рун, горящих зеленым на черном фоне. Второй Коготь занял места в своей капсуле и ожидал возвращения. Шестой Коготь тоже. Пятый Коготь… не отвечал.
С Пятым Когтем не было связи с самого начала операции. Возвышенный подозревал, что капсула была уничтожена, едва стартовав с «Завета», разлетевшись на атомы под сокрушительным огнем бортовых орудий крейсера. Бесспорно, это был позор – потерять разом пять душ. Но Первый Коготь... их капсула все еще была закреплена на корпусе имперского корабля. Она последней выстрелила из своей ячейки на борту «Завета» и остановилась не так близко к своей цели, как остальные.
– Талос… – протянул Возвышенный.
- Не может быть! - Сайриону пришлось со всей силы ударить цепным мечом по переборке, чтобы освободить его от бившегося в агонии кричащего солдата, которого он пронзил насквозь. – Мы не успеем вовремя.
Воины Первого Когтя сражались в переплетении коридоров между капитанским мостиком и оружейной палубой, где их абордажная капсула протаранила корпус корабля. Колоссальный корабль содрогался всем телом, распадаясь на части. Повелители Ночи понятия не имели, какая часть «Меча» была еще цела, но судя по крикам, заполонившим вокс-каналы противника, через несколько минут от него не останется ничего. На пути им встретилась толпа имперцев, что сначала застало их врасплох, но вскоре стало раздражающим препятствием. Пока они прорезали себе путь сквозь толпу смертных, бегущих по низкому коридору, Ксарл пошутил, что весьма забавно наблюдать людей, бегущих не прочь от них, а навстречу – хоть какое-то разнообразие.
– Это несказанно облегчает охоту, – улыбнулся он.
– Возможно, – ответил Сайрион. – Но лучше спроси себя, от чего же они так спешат убраться подальше, если мы кажемся им куда более приемлемым вариантом.
Ксарл схватил бежавшую мимо женщину-офицера за горло и боднул ее головой, проломив лобную часть черепа, а затем швырнул тело в гущу встречной толпы, сбив с ног нескольких человек, которые потом были затоптаны приближающимися Астартес. Кровь убитой женщины окропила шлем Ксарла, выделяясь темным пятном на белой лицевой пластине.
– Я понял, о чем ты, – сказал он Сайриону.
Вслушиваясь в обрывочные разговоры по вражеским вокс-каналам, Талос поднимал и опускал Аурум с механической точностью, ни на что не обращая внимания. В уме рисовалась картина терпящего бедствие корабля, который флот Воителя терзал, как стая слетевшихся к свежему трупу стервятников.
– Похоже, что основной огонь достается орудийным палубам, отделяющим нас от капсулы, – спокойно произнес он. Его болтер снова разразился рыком, но выстрел получился со слишком близкого расстояния: крупнокалиберная пуля пронзила грудь бегущего имперца и взорвалась, встретившись со стеной позади него. Глядя на это, Сайрион усмехнулся.
– Что будем делать? – более вменяемо, чем раньше, спросил Узас, нанося направо и налево удары клинками. – Мы можем пересечь пострадавшие от обстрела секции?
– Там нет гравитации, и к тому же, они в огне, – ответил Талос. – Нам нужно вернуться на мостик или хотя бы подобраться поближе к нему. Путь до нашей капсулы займет слишком много времени. Корабль вот-вот развалится, а экипаж кишмя кишит в коридорах, как муравьи в разворошенном улье.
– Тогда убьем их всех и пойдем по головам!
– Умолкни, брат, – посоветовал он Узасу. – Несчетное количество жизней, что мы забираем, еще больше задержит нас. Орудийная палуба уже сейчас трещит по швам, и смертные бегут именно оттуда.
– Откуда ты знаешь?
– По их форме, Ксарл, – ответил Талос.
Ксарл, которому всегда нужно было иметь перед глазами неопровержимое доказательство, схватил очередного человека, пытавшегося проскользнуть мимо. Человек был одет в такую же форму, как и все остальные, – универсальную, белого цвета. О чем все-таки говорил Талос? Он оторвал сопротивлявшегося мужчину от пола и, держа его за сальные волосы, приблизил его кричащее лицо к окровавленной лицевой пластине шлема. Усиленный вокс-динамиками, его голос прозвучал на безумной громкости.
– Скажи мне, где вы размещены. Орудийные палубы?..
Офицер – теперь совершенно оглохший – вскинул трясущимися руками пистолет и выстрелил в упор Ксарлу в лицо. Небольшая пуля звонко стукнулась о керамит, заставив голову Ксарла слегка дернуться назад, и с влажным хрустом срикошетила обратно в лоб офицеру. Ксарл взглянул на темно-красную дыру в черепе человека и отбросил обмякший труп, выругавшись на нострамском. Сайрион засмеялся в вокс.
– Отлично, – начал он, игнорируя хохот брата. – Но почему именно мостик?
– Потому что под ним есть еще несколько палуб, которые не взорвутся от прямого попадания лэнс-излучателей, – объяснил Талос, – а еще потому, что я собираюсь предпринять кое-что, о чем мы можем пожалеть.
С этими словами он моргнул, выделяя на дисплее визора спиралевидную руну, которая обозначала «Завет».
Возвышенный больше внимал голосу своего пророка, нежели словам, которые он произносил. Голос Талоса был спокойным, но в нем улавливалась интонация, граничащая с раздражением. Они были отрезаны от своей абордажной капсулы, и их продвижение через толпу охваченного паников экипажа заняло больше времени, чем предполагалось.
Кивнув увенчанной рогами головой, он передал приказы сервитору, обслуживавшему одну из станций управления лэнс-батареями.
– Ты. Сервитор.
– Да, господин.
– Выпусти один залп по трем палубам под главным капитанским мостиком вражеского корабля. Лучи должны пройти под углами, координаты которых я сейчас передаю. – Существо ткнуло почерневшим когтем в клавиатуру, вмонтированную в подлокотник трона. – Открывай огонь ровно через одну целую и пять десятых секунды.
Да, пожалуй, этого хватит. Пронзить корпус. Вырезать фрагмент металлической плоти, не причинив при этом слишком серьезный ущерб. Оторвать кусок корпуса, открыв командные палубы. Даже могло получиться.
Было бы невообразимым позором потерять пророка, если вдруг этот трюк провалится.
– Господин, – проговорил один из смертных офицеров. Возвышенный без особого интереса заметил, что человек все еще носил старую форму имперского флота, и носил ее уже более десятилетия.
– Говори.
– Сервиторы в пятом посадочном отсеке докладывают о «Громовом ястребе», готовящемся к старту. Он запрашивает разрешение.
Возвышенный снова кивнул.
– Пусть летят.
– Сервиторы также докладывают, что экипаж транспорта – не Астартес.
– Я сказал, дайте им разрешение на старт! – пробубнил Возвышенный низким и влажным голосом; нити густой слюны стекали с его клыков.
– Как скажете, господин.
Он повернулся к орудийному сервитору, к которому обращался до разговора с офицером.
– Полная готовность, господин.
– Огонь.
Корабль вздрогнул снова, намного сильнее, чем прежде.
– Близко попало, – подметил Ксарл. Стабилизаторы его брони активировались, но до этого ему пришлось опереться на сводчатую стену прохода, чтобы удержаться на ногах. Первый Коготь отступал к командным палубам, прекратив вырезать попадавшихся под руку членов экипажа. Здесь, в темной паутине коридоров и переходов под помещениями мостика, Повелители Ночи спрятали свои клинки в ножны и вернули болтеры в магнитные крепления на доспехах. Освещение на корабле не функционировало – последствие убийства лорда-адмирала, которое болезненно сказалось на духе машины «Меча», – и четыре пары алых глаз всматривались во тьму, созерцая окружающее пространство с поразительной ясностью.
Когда дрожь, сотрясшая корабль, утихла, слуховые датчики Талоса засекли где-то в отдалении слабую звуковую волну: металлический лязг, приглушенный расстоянием.
– Ты слышал? – спросил Ксарл.
– Шлюзы закрываются, – определил Сайрион.
– Надо двигаться быстрее! – приказал Талос, и отряд перешел на бег, тяжело загромыхав по стальному полу. – Еще быстрее!
В правом ухе едва уловимо прозвучал знакомый голос:
– Господин?
Повелители Ночи неслись сквозь темноту, огибая углы и раскидывая в стороны людей из экипажа, в панике пытавшихся укрыться в сумрачных коридорах.
– Отряд на чистоте кобальт шесть-три, – Талос выдохнул в микрофон вокса.
– Кобальт шесть-три, принято, господин.
– Подтверди наши руны местоположения.
– Руны местоположения на моих экранах. Руна лорда Узаса отображается нечетко. И… господин, корабль разваливается, восемьдесят процентов разрушений пришлись на...
– Не сейчас! «Завет» стрелял?
– Да, господин.
– Я так и подумал. Нам нужно попасть на палубу, которая ближе всего к разгерметизированным секциям командных уровней.
Пауза растянулась на пять секунд. Шесть. Семь. Десять. Талос представил, как его слуга просматривал гололитическое изображение гибнущего крейсера, глядя, как руны местоположения Первого Когтя двигаются по тоннелям.
Двадцать секунд.
Тридцать.
И наконец…
– Господин.
Тряска была такой сильной, что Сайриона и Узаса сбило с ног. Талос пошатнулся и оставил вмятину на обшивке, где его шлем встретился с металлическим покрытием.
Корабль разваливался. Без вопросов.
– Господин, остановитесь. Стена слева от вас. Пробейте ее.
Без колебаний Талос бросился на нее. Стена, ничем не отличавшаяся от других, мимо которых они, очертя голову, летели по темным переходам к командным палубам, взорвалась, познав ярость четырех болтеров.
За стеной несколько мгновений бушевало пламя.
За шквалом огня не было ничего, кроме безбрежного пространства, жадно всосавшего четырех воинов в пустоту.
Боль захлестнула его.
Талос смотрел вниз… вверх… на планету под ним… над ним. Унылый ржаво-красный шар, задрапированный тонкой вуалью облаков. Интересно, каким будет воздух этого мира?
Звезды вертелись за пределами его поля зрения, и он смотрел в пустоту, не видя ничего.
Затем – медленно крутившийся собор, дворец с витражными стеклами и сотней шпилей, на корме полыхающего «Меча». Ничего из этого он не видел.
На мгновение его поглотила тьма, благословенно притупившая боль. Когда это прошло, он ощутил металлический вкус крови во рту и ослеп от заполонивших его обзор рун тревоги. Он пытался связаться по воксу с Сайрионом, Узасом, Ксарлом, Септимом… но не мог вспомнить, как это сделать.
Боль, как свет восходящего солнца, снова расцвела внутри черепа. В ушах звучали голоса.
– Броня герметична, – сообщала одна из рун. Талос попробовал пошевелиться, но не был уверен, что может это сделать. Он не ощущал сопротивления, его мышцы не напрягались, что бы он ни делал, и в какой-то момент ему показалось, что он не двигался вообще.
Вид перед глазами снова сменился: показались звезды и крутившиеся поблизости куски метала. Видеть ясно было трудно, и это беспокоило его больше, чем все остальное. Одна из глазных линз была темнее, чем положено, черно-красной с размытыми, водянистыми рунами. Кровь, догадался он. Кровь покрывала внутреннюю поверхность одной из линз.
Один из голосов приближался и показался смутно знакомым. Это был Ксарл, и он ругался. Похоже, он говорил что-то про кровь.
Вид перед глазами Талоса снова сменился, и он увидел дрейфующего в пространстве Ксарла, вокруг которого как стайка лун кружились нанизанные на цепи трофейные черепа. Он ощутил толчок, сильный толчок, когда рука Ксарла ударила его в грудь.
– Поймал его, – крякнул Ксарл. – Поспеши, раб. У меня разбита нога, и кровь заливает мои доспехи.
Где-то во тьме прозвучал голос Септима.
– Я как раз подхожу.
– Ты забрал остальных?
– Да, господин.
– Подтверди, что забрал Узаса.
– Да, господин.
– Хм... – Ксарл понизил голос. – Жаль.
Теперь кровь залила уже обе линзы; Талос ухватился за запястье Ксарла, пока брат удерживал его. Он ощущал, как чувства перестраиваются в новой обстановке, и, даже лишенный возможности видеть, он получал все, что ему необходимо было знать, из гробовой тишины вокруг и невесомости. Он находился в космосе и, обездвиженный, вращался, не контролируя свое перемещение.
– Это была самая дурацкая идея, когда либо приходившая мне в голову, – процедил он сквозь зубы.
– Рад, что ты все еще жив, – засмеялся Ксарл, и голос его был отрывистым и напряженным. – Ты бы видел, как ты проломил головой путь к отступлению.
– Уже чувствуется.
– Замечательно. И поделом. А теперь, будь добр, заткнись и молись, чтобы этот проклятый коротышка, которому ты так доверяешь, не угробил наш варпов «Громовой ястреб».
После боя.
«Если
легион Конрада и сохранил хоть малую толику благородства, то она
глубоко погребена под слоем извращенных желаний, отклонений и вопиющего
неповиновения. Их пути безрассудны, непродуманны и противоречат всем
принципам ведения войны. Близок час, когда Повелителей Ночи призовут к
ответу за их поведение и вернут к имперской военной доктрине, или же они
будут потеряны для нас в их собственной жажде безумия.»
Примарх Рогал Дорн.
Запись комментария к битве при Гальвионе, М31.
Десять минут спустя после того, как Первый Коготь разрушил стену, отделявшую их от космического вакуума, все четверо стояли в стратегиуме «Завета крови», образуя полукруг перед постаментом трона Возвышенного. Двое Атраментаров – все те же Малек и Гарадон, как заметил Талос, – стояли по бокам бывшего капитана, держа оружие наготове, хоть оно и было деактивировано.
В данный момент Возвышенного мало интересовали рутинные аспекты орбитальной войны. Очарование танца в космической бездне развеялось, и теперь он ожидал похвал и одобрений за столь смелое представление. С этой минуты Возвышенный был готов дать приказ своим унтер-офицерам вернуть корабль в общий строй и добавить мощь пушек ударного крейсера к наступлению.
С флотом Крита было покончено. «Решительный» и «Меч Бога-Императора» были близки к тому, чтобы превратиться в пояс горелых обломков, рассредоточенных по орбите вокруг Утешения, а меньшие корабли – уничтожены превосходящей огневой мощью флота Магистра Войны.
Палуба вздрогнула, когда Возвышенный выразил свою признательность четырем воинам Первого Когтя.
– Красивая работа, – произнесло существо.
Талос был без шлема. Тот был поврежден, когда они бежали с полыхавшего «Меча», в момент, когда он проломил головой поврежденную стену и его выбросило в космос. Ксарл хромал, волоча правую ногу, которую он едва не потерял тогда же, когда Талос чуть не лишился головы. Даже физиологии Астартес было не под силу мгновенно срастить раздробленные кости. Сайрион и Узас выглядели невредимыми, но внутренние органы Сайриона были все еще напряжены и работали на пределе возможностей после непродолжительного времени в космосе. Нагрудная пластина его доспехов была повреждена неудачной очередью из дробовика, и из-за утечки воздуха ему пришлось на несколько минут задержать дыхание. К вящему неудовольствию всех троих абсолютно невредимый Узас расплывался в улыбке.
– Вандред, ты с ума сошел! – заявил Талос существу, восседавшему на командном троне. Его бритая голова была исчерчена новыми шрамами и следами высохшей крови, быстро свернувшейся благодаря работе клеток Ларрамана.
Атмосфера мгновенно сгустилась. Оба Атраментара нацелили на него оружие, Малек сгорбился в своем терминаторском доспехе, и мощные энергетические когти, потрескивая, заскользили из ножен в огромных бронированных кулаках. Молот Гарадона с нарастающим гулом и искрами энергии ожил.
Талос мог бы быть красивым, если бы остался человеком. Увеличенные черты Астартес возносили его над классическим образом человека, но все же в его облике было что-то величественное и воодушевляющее. Безжалостный, полный ярости взгляд его черных глаз был прикован к Возвышенному, и Талос даже не мог себе представить, насколько сейчас напоминал выточенную из мрамора статую языческих времен Старой Земли.
– Что ты сказал, мой пророк? – промурлыкал Возвышенный, как довольный лев.
– Ты, – клинок Аурума указал на измененную фигуру, – сошел с ума.
По кораблю прокатилась волна дрожи: на «Завет крови» обратили внимание пушки имперцев. Никому до этого не было дела, за исключением нескольких смертных членов экипажа, стоявших на боевых постах вокруг сцены, что разыгрывалась между их хозяевами.
Возвышенный облизнул клыки.
– И какая же игра воображения привела тебя к такому умозаключению?
– Не было нужды так рисковать. Я слышал, что стало с Пятым Когтем.
– Да. Вот досада.
– Досада?! – Талос едва не взялся за болтер. Его движения выдавали внутреннее колебание, и этого было достаточно, чтобы Малек из Атраментаров сделал шаг вперед. Сайрион и Ксарл вскинули болтеры, целясь в элитных стражей по обе стороны от трона. Узас не сделал ничего, но все трое слышали его смех из динамика шлема.
– Да, – произнес Возвышенный, оставаясь совершенно равнодушным к возникшим противоречиям. – Досада.
– Мы потеряли пятерых Астартес во время единственной операции! Впервые за многие тысячелетия Десятая рота укомплектована меньше чем наполовину. Мы никогда не были настолько слабы!
– Десятая рота... – снисходительно ухмыльнулся Возвышенный. – Десятая рота перестала существовать тысячелетия назад. Теперь мы банда Возвышенного. И этой ночью мы удостоились великой чести в глазах Магистра Войны.
Спор ничего не изменит. Талос опустил клинок, позволив гневу вытечь из него, как гною из вскрытого нарыва. Он похоронил желание искупать свой меч в жизненных соках Возвышенного. Почувствовав произошедшую в нем перемену, Сайрион и Ксарл опустили болтеры. Чемпион Малек из Атраментаров отступил назад, вновь заняв свою позицию. Украшенный бивнями шлем терминатора бесстрастно взирал на происходящее.
– Пятого Когтя больше нет, – сказал Талос более тихим голосом. – Нам жизненно необходимо набрать новых рекрутов. У нас осталось около сорока Астартес – так мы долго не продержимся.
Он позволил неприятным словам повиснуть в воздухе. Каждый из них знал, что для пополнения потребуются десятилетия внимания и усилий. Для поддержания боеспособности роты необходимы материал и опыт, чтобы создать из мальчиков-подростков новых Астартес. На «Завете крови» не было почти ничего из того, что для этого требовалось, и поэтому пополнения не было со времен Великого Предательства. В рядах Десятой роты сражались воины, принимавшие участия в боях Ереси Хоруса.
– Перемены неизбежны, – прорычал Возвышенный. – Архитектор Судеб с нами, и ему известна истина.
При этих словах оба Атраментара уважительно закивали тяжелыми шлемами. Узас издал односложный звук, означавший, по-видимому, уважение или удовольствие. По коже Талоса поползли мурашки, а его черные глаза превратились в узкие щелки.
– Кто мы такие, чтобы повиноваться Губительным силам? Мы – Повелители Ночи, сыны восьмого примарха. Мы сами себе хозяева.
– Архитектор Судеб ничего не требует, – ответил Возвышенный. – Тебе не понять.
– У меня нет ни малейшего желания понимать сущности, которыми ты порабощен.
Возвышенный улыбнулся заведомо фальшивой улыбкой и взмахнул когтистой перчаткой.
– Я устал напоминать тебе, Талос. Я все контролирую! А теперь прочь, пока Первый Коготь не присоединился к более не существующему Пятому!
В ответ на угрозу Талос лишь тряхнул головой от отвращения и, прежде чем выйти из стратегиума, тоже улыбнулся.
– Он стал еще хуже, чем раньше, – сказал по воксу Сайрион Талосу, когда они отошли от капитанского мостика достаточно далеко. – Если такое вообще возможно.
– Нет, брат. Дело в страхе. Я ощущаю, как он вскипает у него под кожей. Он проигрывает в борьбе с демоном, с которым делит свое тело.
Септим и Эвридика все еще были в ангарном отсеке. «Громовой ястреб» «Очерненный» стоял на посадочной площадке. Время от времени сопла выпускали струи сжатого воздуха, охлаждая хищного вида десантно-штурмовой корабль.
Разгонные ускорители в корме корабля полностью оправдывали его название – почерневшие от копоти, осевшей на них за десятилетия орбитальных и суборбитальных полетов. Септим с особым прилежанием обслуживал «Очерненного», остававшегося в более работоспособном состоянии, чем можно было ожидать, но прежде всего он был механиком, а не техножрецом. Его мастерство заключалось в починке оружия своего господина, а не в поддержании древнего боевого корабля в полетоспособном состоянии.
Эвридика смотрела на сидевшего в тени «Громового ястреба» раба. Расположившись на палубе ангарного отсека, он вертел в руках череполикий шлем хозяина.
– Это, – сказал он сам себе, – будет непросто.
Чудом было то, что шлем не развалился: с левой стороны на нем осталась вмятина после того, как Талос головой протаранил край разрушенной стены, когда Первый Коготь вырвался в космическое пространство. Эвридика ничего не сказала. Ее все еще тревожила дрожь, сотрясавшая корабль, и ее разум проигрывал пережитое за прошедший час снова и снова. Как они заводили «Громовой ястреб»… как ворвались в самое пекло орбитальной битвы… Трон святой, тут все сумасшедшие.
Сузив изумрудные глаза, Септим поднял на нее взгляд. Ей было интересно, думал ли он о том же, что и она; оказалось, что да.
– Не всегда все так плохо, – произнес он без улыбки.
Девушка что-то пробурчала в ответ, что могло означать согласие.
– Бывает и хуже?
– Частенько, – Септим кивнул. – Если ты думаешь, что Астартес так уж плохи, подожди, пока мы отправимся на палубы для экипажа.
Она не ответила. Ей не хотелось этого знать.
Септим снова поднял перед собой огромный шлем.
– Надо начинать работу. – Но он не сдвинулся с места. Эвридика знала, он тянет время.
– Тебе запретили оставлять меня одну, – наконец процедила она сквозь зубы.
– Ты можешь избавиться от моего общества лишь в одном случае: если кто-нибудь из нас умрет.
Лоб девушки с запечатанным третьим глазом внезапно пронзила острая боль, как будто глаз варпа силился смотреть через стальную пластину и поразить глупого самоуверенного раба, что сидел перед ней.
– Ненавижу это место, – сказала она прежде, чем поняла, что именно собиралась сказать.
– Мы все его ненавидим, – Септим снова кивнул, растягивая слова, и причиной этому был не только его нескладный готик. Он говорил нарочито медленно, объясняя ей, как маленькому ребенку, очевидные вещи. – Нам всем тут не нравится, так или иначе. Мы для них ничего не значим, они – полубоги.
– Нет богов, кроме Императора, – презрительно усмехнулась Эвридика.
Септим рассмеялся, услышав ее заявление; его небрежное богохульство задело девушку.
– Ты еретик. – Слова прозвучали тихо, но в них звучала неприязнь.
– Такой же, как и ты сама теперь. Думаешь, силы Трона примут тебя с распростертыми объятиями после того, как ты, хоть и недолго, пробыла на борту корабля предателей-Астартес? – Его шутливый тон исчез. – Открой глаза, навигатор! Ты так же испорчена, как и все мы, как и сам этот корабль. – Обведя рукой темноту ангарного отсека, что окружала их, он продолжил: – Теперь это твой дом.
Эвридика вдохнула, собираясь возразить, но Септим резко прервал ее, подняв руку:
– Хватит спорить. Послушай меня.
Отложив череполикий шлем на колени, он почесал затылок.
– Это Десятая рота Восьмого легиона. Тысячи лет назад у них было достаточно слуг, сервиторов и Астартес, и если бы кто-то вроде меня взялся управлять священным «Громовым ястребом», то его бы казнили. Сейчас они остро нуждаются в ресурсах, в том числе и в душах, что могли бы служить им.
– И поделом, – Эвридика ответила, холодно улыбнувшись. – Они предатели.
– Полагаешь, что за этой ухмылкой сможешь скрыть свой страх? - Он встретил ее взгляд, и несколько мгновений они смотрели друг на друга. – Не получится. Ни от меня, ни – тем более – от них.
Улыбка на ее лице растаяла так же быстро, как и появилась.
– Я не отрицаю, что они еретики, – продолжил Септим, – но давай посмотрим на это с другой стороны. Ты когда-нибудь слышала про Локк-III?
Неохотно она приблизилась к нему, сев на край аппарели «Громового ястреба» во мраке просторного отсека. В похожем на пещеру помещении молчаливо стояли другие «Громовые ястребы», к которым годами никто не прикасался. Возможно, даже десятилетиями. Автопогрузчики и загрузчики боеприпасов безжизненно стояли в стороне. В пятидесяти метрах от них валялся одинокий сервитор с серой кожей, которой уже коснулось тление. Похоже, что он исчерпал все запасы энергии и рухнул на пол, оставленный здесь гнить среди древних боевых машин. Эвридика долго не могла отвести взгляд от трупа.
Высохшая, почти мумифицированная кожа плотно обтягивала кости черепа; механические части сервитора замедляли уже начавшееся разложение оставшихся участков органики.
Она вздрогнула. Без труда можно было увидеть, что корабль являл собой лишь бледную тень себя прежнего.
– Нет, – сказала она, почувствовав себя чуть увереннее от тепла его тела, когда села рядом с ним. На «Завете» было холодно. – Я никогда не слышала про Локк-III.
– Немногие слышали, – отметил Септим и погрузился в задумчивое молчание.
– Я видела лишь небольшую часть галактики. Сайн вел разведывательные работы только в нескольких секторах, чтобы сэкономить на перелетах. Кроме того, я…
– Ты... что?
– Моя семья, дом Мерваллион, находится на низшей ступени в иерархии Навис Нобилите. Я думаю, Сайн не осмеливался загонять меня слишком далеко. Не осмеливался, так как знал, что его навигатор был… посредственной квалификации.
Септим кивнул с понимающим видом, от которого Эвридике стало не по себе. Она ожидала комментария к только что сделанному признанию, но он просто вернул разговор в прежнее русло.
– Локк-III находится довольно далеко, рядом с регионом, именуемым в имперских записях как Сектор Скарус.
– Почти полгалактики отсюда.
– Да. Там я родился. Это не мир-кузница, но что-то похожее. Всю планету занимали мануфакторумы, и я работал там пилотом тягача, перевозил грузы в орбитальные доки и обратно в мануфакторум, который нанял меня.
– Это… неплохо.
– Нет, это невыносимо скучно. Полагаю, понятно, о чем я. Меня можно считать еретиком из-за того, кому я служу. Да, я служу предателям, воевавшим за Трон Терры. И да, тьма, что живет в недрах этого корабля, жаждет крови. Но я смотрю на вещи реально. То, что есть у меня сейчас, лучше, чем смерть. И когда ты научишься видеть путь в здешней темноте… это почти безопасно. Это почти как настоящая жизнь. Я жил жизнью бесконечных повторений – еще один крошечный винтик в громадном, безрадостном бытии. Но это? Это нечто иное. Каждая неделя приносит что-то новое, что-то невероятное, что-то, от чего перехватывает дыхание. Признаюсь, редко это бывает что-то хорошее.
Она посмотрела на Септима. Тот был серьезен.
– Ты говоришь это всерьез, – отметила девушка, не зная, что еще сказать.
– Да. Как механик и пилот я обладаю огромной свободой на корабле. Меня ценят.
– Ты ценный раб.
Сощурив глаза, он посмотрел на нее.
– Я стараюсь сохранить тебе жизнь. Если ты не приспособишься, то умрешь. Все просто.
Выдержав долгую паузу, Эвридика спросила:
– Ты счастлив?
– Полагаю, ты думаешь, что сделала очень меткое и язвительное замечание. – Септим снова жестом обвел пространство отсека. – Разумеется, я не счастлив. Я в рабстве у еретических полубогов и живу на корабле, тронутом не поддающейся описанию тьмой. Экипаж смертных живет в страхе перед существами, что бродят по неосвещенным палубам корабля, и эти существа – не всегда Астартес.
Сказав это, Септим хохотнул, его смех прозвучал на низкой безрадостной ноте. Череп на шлеме в его руках с ухмылкой взирал на них обоих.
– Как они забрали тебя? – спросила девушка.
Не поднимая взгляда от шлема, Септим ответил:
– Они напали на Локк-III. Сначала меня взяли служить пилотом, и гип… гипно…
– Гипноз?
– Гипноз. Да. – Он произнес слово еще несколько раз, будто пробуя его на вкус. – Не уверен, забыл я это слово или вообще никогда не знал его. Как я уже говорил, готик никогда не был моим родным языком. Но процесс был мучительным. Они учат посредством ментальных техник, под гипнозом внедряют программы, выжигающие информацию прямо в сознание. Благодаря этому я могу летать на «Громовом ястребе» – хотя даже десятилетие спустя мое мастерство не сравнится с мастерством пилота-Астартес.
Она осмотрела ангарный отсек еще раз, представляя, как он должен был выглядеть: центр активности, члены экипажа носятся туда-сюда, сервиторы и погрузчики боеприпасов с лязгом катятся по размеченному рунами полу, гул турбин десантно-штурмовых кораблей в минуты перед стартом…
Должно быть, впечатляющее было зрелище. И, как ни неприятно было признавать, именно на это в свое время надеялась Эвридика:: водить среди звезд корабли Астартес.
– Он заставил тебя чинить его броню, – произнесла она, оглянувшись на Септима, – это что, понижение в должности?
– Строго говоря, это повышение. Механики являются самыми уважаемыми слугами в арсенале легиона.
Она рассмеялась – неуместный звук, на который пустота отсека ответила эхом.
– Что тебя рассмешило?
– Не похоже, чтоб ты купался в уважении.
– Ты лишь потому говоришь так, – мужчина улыбнулся, – что не все еще видела, Октавия.
– Почему ты так меня называешь?
– Потому что я седьмой слуга моего господина. А ты восьмая.
– Вряд ли.
– Вот видишь, твое бунтарство постепенно сходит на нет. Я слышу это в твоем голосе.
– Тебе лишь кажется.
– Жаль. – Он поднялся на ноги, держа в руках поврежденный шлем. – Потому в таком случае ты умрешь, причем довольно скоро.
В то время как Талос пререкался с Возвышенным, а Септим говорил с Эвридикой, последние сцены орбитальной битвы подходили к неизбежному завершению. Военно-космический флот Крита был уничтожен, и немногие уцелевшие корабли, предпринявшие попытку скрыться в варпе, не имели значения для этой записи, хотя большинство из них отличились каждый по-своему, когда присоединились к флотам другого сектора.
Дальше нужно было закрепиться на захваченном рубеже.
Силы Магистра Войны разбили имперский флот и заняли позиции на границах атмосферы над миром-тюрьмой Утешение. Знаков отличия на броне кораблей собравшейся флотилии было множество. Сощуренный Глаз Хоруса отмечал целых семь кораблей Черного Легиона – значительная часть их могущественного флота. Белый клыкастый череп Повелителей Ночи украшал «Завет крови» и превосходящий его по габаритам «Предвиденье охотника». Большая часть флота состояла из громоздких судов, несущих на борту легионы заблудших и проклятых: Имперская Гвардия и силы планетарной обороны, предавшие свою веру и присягнувшие Магистру Войны во время последних кампаний. В общем и целом, Магистр Войны пришел к Криту, имея в своем распоряжении более двух тысяч предателей-Астартес и более миллиона солдат. Почетное место в рядах его флота занимали огромные корабли Легио Фростривер, когда-то принадлежавшие Механикум Марса. Целый легион титанов, насчитывавший почти дюжину богов-машин различных классов, был призван Магистром Войны. Флот Хаоса таких размеров обычно собирался только во время великих войн Магистра Войны против миров Императора, и по близлежащим имперским мирам прокатилась волна слухов о новом Черном крестовом походе во имя Разорителя.
Когда флот был уничтожен и Утешение пало, война за Крит только начиналась. Сканеры дальнего действия не предвещали ничего хорошего, расстраивая даже капитанов этого смертоносного боевого флота
Мир-кузница Крит Прайм был по-прежнему окружен значительными силами Адептус Механикус, которые ранее упорно отказывались отвечать на запросы военно-космического флота Крита о помощи. Любопытно, что корабль ордена Странствующих Десантников«Severance» отступил к Криту Прайм на сторону Механикум вместо того, чтобы сражаться и погибнуть вместе с имперским флотом.
Время играло важную роль, и каждый офицер во флоте Магистра Войны знал это. Империум человечества ответит на агрессию с неменьшей яростью, и едва прозвучали первые астропатические призывы о помощи, в поддержку военно-космическому флоту Крита наверняка уже отправлены флотские подкрепления, Имперская Гвардия и силы Астартес.
«Завет крови» приблизился к кораблю-побратиму, могущественной боевой барже «Предвиденье охотника». Колоссальный корабль прежде был одним из флагманов легиона, до того как Повелители Ночи рассеялись на протяжении веков, и это было впечатляющее зрелище для тех, кто не видел воплощения силы легиона многие годы. Даже Возвышенный, хоть и неохотно это признававший, был тронут видом величественного корабля: полночно-синее копье, украшенное золотом и бронзой.
Он желал его. Он страстно желал командовать этим кораблем, и все, кто находился на палубе, видели это пламенное желание в его обсидиановых глазах.
Уничтожение военно-космического флота Крита было не единственной причиной, по которой Магистр Войны приказал захватить Утешение в первую очередь. Сохранить населявших этот мир в живых было для него так же важно, как и сокрушить силы орбитальных защитников. Если бы лорд-адмирал Валианс Арвентавр был лучше осведомлен о заклятом враге, – вместо того, чтобы посвятить большую часть своей карьеры сражениям с эльдарскими рейдерами, – он развернул бы пушки своего любимого «Меча Бога-Императора» на само Утешение, уничтожая населенные пункты мира-тюрьмы и тем самым лишая Магистра Войны трофеев. В конечном счете, это во многом поспособствовало бы спасению Скопления Крит.
Но, конечно же, он этого не сделал. Он умер с мечом в сердце, шепча бессвязные проклятия в адрес своего убийцы.
Флот Хаоса висел в пространстве над миром, где содержались около пяти миллионов заключенных: насильников, убийц, еретиков, воров, мутантов и преступников всех мастей – все они находились в ужасных условиях, отвергнутые Империумом, который ненавидел их за совершенные преступления.
Час спустя, пока остовы кораблей флота Крита догорали в космическом пространстве, войсковые транспорты Магистра Войны приступили к высадке. На поверхности сотни тысяч потенциальных новобранцев возвели взгляды к полыхающим небесам, с которых к ним снизошло избавление – и свобода.
На поверхности Утешения
«Талос из Повелителей Ночи. Привести его ко мне».
Абаддон Разоритель, главнокомандующий Черного Легиона, Магистр войны Хаоса.Талос и Ксарл скрестили клинки.
Тренировочный зал, как и все на «Завете», был тенью своей прежней значимости. В центре многоуровневого амфитеатра, напоминавшего гладиаторскую арену, сражались два воина-Астартес. Отключенный силовой меч Талоса звонко ударялся о замерший цепной клинок Ксарла. Из уважения к духам машин оружия братья практиковались на своих собственных мечах вместо тренировочных, но использовали их без энергии.
Цепной меч Ксарла был стандартным оружием Астартес, невероятно прочным и устойчивым к повреждениям, злобно ощерившимся острыми зубьями, заточенными до мономолекулярного уровня. Но Аурум, меч, который Талос забрал у поверженного капитана Кровавых Ангелов, был реликвией невообразимой силы. Обыкновенный силовой меч мог бы сломать даже почтенное оружие, каким был Палач Ксарла, но Аурум был больше произведением искусства, нежели оружием. Братья вели поединок без треска голубого пламени силового меча и завывания цепного лезвия.
В каком-то смысле так было хуже. Чувствовалось, что их движения – часть тренировки, где не было сосредоточенности и четкости настоящего боя. Талоса всегда нервировала относительная тишина, в которой проходили спарринги, и тогда он начинал размышлять о том, что его создали именно для битвы. Он был оружием в большей степени, чем человеком, и сильнее всего это ощущалось в моменты беспокойства.
По стандартам смертных их бой можно было расценивать как поединок богов. Клинки рассекали воздух быстрее, чем мог уследить человеческий глаз, – удар за ударом в вихре безжалостной силы и скорости. Если бы за борьбой наблюдал Астартес, действия дуэлянтов виделись бы ему куда более ясно. Они оба были рассеяны, их мысли витали где-то далеко, что отражалось в секундном замешательстве и неуверенном взгляде.
Периметр арены разрывали проходы в человеческий рост, по которым раньше передвигалась маленькая армия боевых сервиторов, сделанных специально для того, чтобы погибнуть под мечами Астартес, которые оттачивали на них свои боевые навыки. Эти дни ушли в прошлое. В залах, в которые сервиторы выкатывались из мастерских-хранилищ под ареной, теперь царила темнота и тишина – еще одно напоминание о давно минувших временах.
Отклонившись назад, чтобы увернуться от режущего удара по горлу, Талос почувствовал поднимающуюся злость. Они с меланхолией всегда плохо уживались. Она была чужда его мыслям, однако в последнее время прочно обосновалась в них. Это злило его, как брешь защите, как рана, которая никогда не заживет.
Ксарл ощутил досаду в движениях брата, и когда их деактивированные мечи встретились снова, наклонился ближе. Их лица – очень похожие благодаря генетическим преобразованиям, которые претерпели их тела, – были обращены друг к другу, выражая одинаковую ярость. Злобные взгляды черных глаз пересеклись так же, как скрестились клинки в их руках.
– Ты теряешь выдержку, – прорычал он Талосу.
– Меня раздражает, что из-за твоей ноги приходится драться вполсилы, – проворчал тот, еле заметно кивнув в сторону почти полностью исцеленной конечности Ксарла.
В ответ Ксарл смеясь отбросил брата, оторвавшись от него с грацией, удивительной для того, кто привык выигрывать поединки, полагаясь лишь на свою ярость.
– Покажи, на что ты способен! – произнес он, улыбаясь в темноту. Как и все помещения «Завета Крови», предназначенные исключительно для Астартес, тренировочные залы обходились без освещения. Это не мешало уроженцам Нострамо, но в прежние времена боевым сервиторам были необходимы приборы ночного видения и усилители звуковых сигналов, чтобы фиксировать движение.
Талос напал снова. Удерживая меч двумя руками, он нанес из высокой стойки безупречную серию рубящих ударов слева, вынуждая Ксарла опираться на правую ногу все больше и больше. Он слышал, как его брат кряхтел от боли, отражая удары.
– Так держать! – подбодрил Ксарл. Он даже не запыхался, несмотря на то, что они сражались в нечеловеческом темпе почти час. – Придется снова привыкать опираться на эту ногу.
Вместо того чтобы атаковать, Талос остановился.
– Подожди, – сказал он, подняв руку.
– Что? Почему? – в недоумении спросил Ксарл, опуская Палач. Он окинул взглядом безмолвную, погруженную в темноту арену, не видя ничего, кроме пустых рядов для зрителей, не слыша ничего, кроме едва слышного гула орбитальных двигателей корабля, не чувствуя ничего, кроме запаха пота от их тел и одежд и слабого духа оружейного масла. – Я не ощущаю никого поблизости.
– Я видел, как Узас убивает Сайриона, – внезапно заявил Талос.
Ксарл рассмеялся.
– Ну да. Замечательно. Так мы будем драться или нет? – На мгновение Ксарл склонил голову к брату и поинтересовался с несвойственной ему заботой: – Твоя голова еще не зажила? Я думал, что с ней уже все в порядке…
– Я не шучу.
Глаза выходцев с мира, не знавшего солнечного света, с легкостью видели в кромешной тьме, и Ксарл не уловил и намека на юмор в обсидиановом взгляде брата.
– Ты говоришь о своем видении.
– Именно о нем, ты же знаешь.
– Ты видел неправду, Талос, – сказал Ксарл, сплюнув на пол. – Сайриона легко ненавидеть. Он нечист в самом худшем смысле этого слова. Но даже такой бешеный дурак, как Узас, не решится убить его.
– Сайрион предан Ночному Охотнику, – возразил Талос.
Ксарл фыркнул.
– Мы это уже обсуждали. Он – Астартес, познавший страх. Большей испорченности нельзя и представить.
– Он понимает страх.
– Он все еще слышит демона, овладевающего Возвышенным?
Талос позволил тишине ответить за него.
– Точно, – кивнул Ксарл, – он может чувствовать страх. Это неправильно. Он испорчен.
– Он ощущает страх, но не чувствует его сам.
Ксарл опустил взгляд на свой деактивированный цепной меч.
– Пустые слова. Он осквернен Губительными Силами точно так же, как и Узас. Но они все еще братья, и я доверяю им – на данный момент.
– Ты доверяешь Узасу? – Талос склонил голову, выражая искреннее любопытство.
– Мы – Первый Коготь, – ответил Ксарл, как будто этим можно было объяснить все. – Скверна Узаса, по крайней мере, видна невооруженным глазом. А Сайрион – опасный тип, брат.
– Я говорил об этом с Сайрионом много раз, и скажу тебе, что ты неправ.
– Посмотрим. Расскажи мне про это видение.
Талос вновь представил себе Узаса, с топором в руке крадущегося по обломкам разрушенного здания к Сайриону, распластавшемуся на земле. Он пересказал видение Ксарлу так точно, как только мог, не упуская ни одной детали. Он рассказал о трубящих боевых горнах титанов, которые возвышались над серыми от пепла руинами разрушенных зданий, еще раскаленных в тех местах, где по камню прошлись залпы пушек богов-машин. Он описал взмах топора, и как его лезвие вонзилось прямо в шейное сочленение доспехов Сайриона, и как мгновением позже хлынула кровь.
– Похоже на Узаса, – протянул Ксарл, – жестокое убийство беспомощной жертвы. Я уже не думаю, что это была твоя глупая шутка.
– Он презирает Сайриона, – подчеркнул Талос, переходя в ту часть арены, где у металлической стены оставил ножны Аурума. – Но я ошибался и прежде.
Ксарл тряхнул головой. Он выглядел задумчивым как никогда прежде, и эта перемена в поведении брата беспокоила Талоса своей непривычностью. Ему пришло в голову, что, возможно, Ксарл был из тех, кто возлагал на его пророческое проклятье большие надежды. Он казался почти… встревоженным.
– Когда это? – спросил Ксарл. – Всего несколько раз и за сколько лет? Нет, братец, это попахивает неприятной правдой.
Талос молчал. Брат продолжил, удивив его еще больше:
– Мы все доверяем тебе. Ты не нравишься мне, брат, и ты знаешь это. С тобой непросто уживаться. Ты самоуверенный и такой же рисковый дурак, каким порой бывает Возвышенный. Ты возомнил себя лидером Первого Когтя, хотя тебя никто не назначал на эту должность. Ты всегда был лишь апотекарием, а теперь ведешь себя как сержант. Клянусь Ложным Троном, ты ведешь себя как капитан Десятой роты. У меня сотня причин ненавидеть тебя, и все они весьма веские. Но я доверяю тебе, Талос.
– Приятно слышать, – сказал он, вкладывая меч в ножны.
– Когда ты последний раз был неправ? – не сдавался Ксарл. – Ну-ка, скажи. Когда последний раз все шло наперекосяк, не так, как в твоих предсказаниях?
– Давным-давно. Лет семьдесят тому назад, может быть. На Гашике, где никогда не прекращался дождь. Я видел, что нам предстоит битва с Имперскими Кулаками, но планету никто не стал защищать.
Ксарл задумчиво почесал щеку.
– Семьдесят лет. Ты не ошибался почти столетие. Но если Сайрион умрет, и ты окажешься прав в том, что он не осквернен, мы могли бы использовать его прогеноиды, чтобы создать другого Астартес. Никакой потери.
– То же самое можно сказать о смерти любого из нас, – отозвался Талос, рассматривая рисунок на клинке. Ксарл поднял бровь.
– Ты бы забрал геносемя Узаса?
– Хороший вопрос.
И действительно, Талос скорее сжег бы этот биологический материал дотла, чем пересадил его другому Повелителю Ночи. Ксарл, явно задумавшись о чем-то другом, кивнул, а Талос продолжил:
– Если видение исполнится, я убью Узаса.
Он не был уверен, что брат слышал его.
– Я подумаю над этим, – ответил Ксарл и, не говоря ни слова, удалился с арены, спускаясь в глубокую темноту корабля. После мимолетного и неуклюжего проявления братской прямоты Ксарл вновь вернулся к своему обычному, привычному уже для Талоса состоянию, – вечно в тени, вечно держащий свои мысли при себе.
Талос разрывался между желанием пойти за Ксарлом или разыскать Сайриона, но выбор был сделан за него. Его внимание привлекли глухие шаги другой фигуры, возникшей в первом зрительном ряду. Она была облачена в украшенные молниями доспехи, слишком громоздкие даже для Астартес.
– Пророк, – произнес чемпион Малек из Атраментаров.
– Да, брат.
– Тебя хотят видеть.
– Я понял. – Талос не сдвинулся с места. – Сообщи Возвышенному, что в данный момент я занят медитацией и буду у него через три часа.
Звук, похожий на сход лавины, раздался из терминаторского шлема, похожего на собачью голову. Талос предположил, что Малек смеется.
– Нет, пророк, тебя хочет видеть не Возвышенный.
– Тогда кто? – спросил Талос, поглаживая кончиками пальцев рукоять Аурума. – Никто не может требовать моего присутствия, Малек. Я не раб.
– Никто? Ты так думаешь? А что, если пророка из Повелителей Ночи желает видеть сам Абаддон из Черного Легиона?
Талос сглотнул, не испытывая ни страха, ни волнения, но мгновенно насторожившись. Это все меняло.
– Магистр войны желает говорить со мной, – произнес он медленно, будто не был уверен в том, что не ослышался.
– Да. Ты должен быть готов через час, вместе с Первым Когтем. С вами пойдут двое из Атраментаров.
– Мне не нужен почетный караул. Я пойду один.
– Талос, – прорычал Малек. Талос все еще смотрел на него. Никто из Атраментаров прежде не называл его по имени, и он ощутил всю ужасную серьезность момента.
– Я слушаю, Малек.
– Сейчас не тот случай, чтобы действовать в одиночку, брат. Возьми Первый Коготь. И не спорь, когда Гарадон и я тоже пойдем с тобой. Это такая же демонстрация силы, как и приемы Возвышенного в ведении орбитальной войны.
Выдержав паузу в несколько секунд, Талос наконец кивнул в знак согласия.
– Где будет происходить эта встреча?
Малек поднял массивный силовой кулак, и его терминаторская броня отозвалась на движение лязгом и жужжанием сервомоторов в сочленениях. Четыре клинка выскользнули из ножен в латной рукавице, каждое длиной с руку человека. По неслышной Талосу команде молниевые когти, оправдывая свое название, ожили, окутанные потрескивающим силовым полем, и осветили черноту арены резким мерцающим светом.
– Утешение, – ответил Малек. – Магистр войны спустился на поверхность только что захваченного им мира, и мы встретимся с ним там.
– Черный Легион, – произнес Талос спустя несколько секунд и мрачно ухмыльнулся. – Сыны Хоруса, чья история предательств так же знаменита, как и их падший отец.
– Да, Черный Легион. – Когти Малека скользнули обратно в ножны в массивных бронированных кулаках, заблокированные до следующей активации. – И именно поэтому мы должны быть в полной боеготовности, облаченные в полночь.
Поверхность Утешения была похожа на смесь старых красно-коричневых струпьев и горелой плоти. Это был мир, отвратительный во всех отношениях, вплоть до вкуса воздуха – всему виной интенсивная вулканическая деятельность на южном полушарии, не прекращавшаяся веками. Цепь горных хребтов дышала огнем в атмосферу, отравляя пеплом воздух на всей планете.
Шпили колоний строгого режима радовали глаз не больше, чем остальной ландшафт: башни из красного камня, когтистые и грубые, торчащие, как обломки острых скал, на склонах естественных горных образований. Готическая архитектура, столь любимая на множестве имперских миров, присутствовала и здесь, но в самом примитивном и грубом исполнении. Кто бы ни был архитектором тюремных шпилей Утешения – если понятие архитектурной мысли вообще можно было применить к здешним постройкам, – он наверняка четко представлял себе, что в этих стенах будут томиться души, которых едва ли можно счесть подданными Империума. Предвзятое отношение к заключенным, которым суждено было гнить на этой планете под унылыми небесами, читалось в каждой детали построек.
«Очерненный», «Громовой ястреб» Повелителей Ночи, пронесся по безжизненному небу. Когда боевой транспорт перешел с орбитального на атмосферный полет, пилот отрегулировал выходную тягу двигателя.
– Приближаемся, – оповестил Септим, отпуская один из семи рычагов, отвечавших за управление тягой корабля. Сидя в поскрипывавшем кресле, рассчитанном, по всей видимости, для более крупного пилота, он щелкал по целому полю переключателей и смотрел на ярко-зеленый гололитический дисплей, показывавший картинку ландшафта внизу – данные обновлялись каждые несколько секунд по сигналам ауспекса. Высота сокращалась постепенно, скорость падала, и он произнес, не отрывая глаз от дисплея консоли:
– Тюремный шпиль Дельта-два, это VIII Легион, «Громовой ястреб» «Очерненный». Мы заходим с юга. Ответьте.
На его попытки установить контакт ответили молчанием.
– Что теперь? – спросил он, обернувшись.
Талос, в полном боевом облачении стоявший позади трона пилота, покачал головой.
– Не утруждайся повторять. Черный Легион известен тем, что не тратит сил на возрождение инфраструктуры завоеванных миров.
– А мы? – встрял Сайрион, проводивший последнюю проверку своего священного болтера.
Талос не повернулся к брату. В просторной кабине хватило места всем членам Первого Когтя; они стояли за тронами первого и второго пилотов, где сейчас сидели Септим и Эвридика, и Талос всматривался в красную дымку рассеивавшегося тумана за лобовым стеклом. Они приближались к намеченной цели.
– Мы не завоевываем миры, – ответил он. – У нас другая специализация, равно как и цель, которую мы преследуем.
Воздержавшись от участия в спорах Астартес, Септим подождал, пока не удостоверился, что они больше ничего не собираются говорить, и оповестил:
– Пять минут, господин. Я посажу нас на верхней посадочной площадке шпиля.
– Ты совершенствуешься в искусстве полета, раб. – Ксарл шагнул вперед и положил руку на спинку трона, на котором сидел Септим. Это не был жест ободрения, отнюдь. Септим видел отражения полубогов на поверхности обзорного стекла. Все они были без шлемов: суровый и красивый Талос; усталый Сайрион с застывшей на лице полуулыбкой; горько усмехающийся Ксарл; Узас, облизывающий зубы и уставившийся в никуда.
И Эвридика. Он заметил ее отражение в последнюю очередь, так как еще не привык к ее присутствию. Она встретилась с ним глазами в отражении на стекле кокпита и ответила лишенным всякого выражения взглядом, который мог означать что угодно. Ее немытые каштановые волосы обрамляли лицо непослушными локонами. Полоска металла все еще скрывала третий глаз, и Септима часто разбирало невольное любопытство, как тот выглядел на самом деле.
Девушка была одета в потрепанные темно-синие куртку и брюки, которые носили слуги легиона, хотя было непросто заставить ее переодеться в свободную униформу. Она сдалась, лишь когда Септим обратил ее внимание на то, какой ужасный запах источала одежда, которую она носила с момента пленения.
Ее еще не отметили. Татуировка на плече под одеждой зачесалась, будто отозвавшись на его мысли. Крылатый череп, выполненный черными чернилами, смешанными с кровью Астартес. Если она докажет свою верность – и если выживет, – то вскоре будет отмечена такой же татуировкой.
Туман впереди рассеивался, выставляя напоказ скопище башен, над которыми возвышался шпиль – без сомнения, их цель. Талос и остальные потянулись к шлемам и надели их. Септим знал различия между ними так же, как мог различать лица самих воинов. Шлем Сайриона был древнее других масок смерти, Тип II с узким визором, стилизованный под рыцарский доспех. Он носил только несколько трофеев, но броню его украшали искусно выполненные бело-голубые молнии. Двойные молнии бежали из рубиновых глазных линз, как ветвящиеся следы слез.
Шлем Ксарла, напротив, был самым новым – из комплекта Тип VII, который захватили в последней стычке с Темными Ангелами. Он приказал одному из немногих оставшихся оружейников легиона переделать его, и теперь поверх лицевой пластины был нарисован демонический череп. Ксарл был увешан трофеями: цепи с нанизанными на них ксено- и человеческими черепами украшали всю броню, свитки с описаниями прошлых подвигов свисали с наплечников.
Узас носил мрачноликий шлем из комплекта Тип III, раскрашенный грубо и без особого усердия. На темно-синем керамите лицевой пластины застыл красный отпечаток распростертой пятерни, оставленный его собственной рукой.
Талосу принадлежал усеянный заклепками Тип V; на шлеме, недавно восстановленном благодаря мастерству его оружейника, краской цвета кости был нарисован череп с черной нострамской руной на лбу. Когда Септим ремонтировал шлем на палубе для ремесленников, Эвридика спросила, что означает этот символ.
– Что-то вроде «облаченные в полночь», – ответил он, восстанавливая рисунок одновременно с благоговением и непринужденностью того, кто проделывал это много раз. – Это трудно точно перевести на низкий готик.
– Как мне надоела эта фраза!
– Но это правда. Нострамо был миром большой политики и запутанного преступного мира, который охватывал все слои общества. Корни их языка уходят в высокий готик, но многое изменили целые поколения вероломных, бездоверчивых, немирных людей, использовавших в своей речи своеобразные обороты.
– Нет таких слов – «бездоверчивый» и «немирный», – неожиданно для самой себя Эвридика улыбнулась, глядя, как он работает. Она начала привыкать к его запинкам при попытках говорить на всеобщем языке.
– Неважно, – сказал Септим, нанося краску цвета кости вокруг линзы левого глаза. – Нострамский по сравнению с готиком – очень величественный и поэтичный язык.
– Бандитам нравится мнить себя культурными, – ответила девушка, презрительно скривив губы. К ее удивлению, мужчина согласно кивнул:
– Из того, что я знаю об истории Нострамо, могу сделать точно такой же вывод. Язык стал очень… не знаю, как сказать.
– Цветистым.
– Приблизительно так, – он пожал плечами.
– И все-таки, что означает тот символ?
– Это комбинация из трех букв, которые, в свою очередь, соответствуют трем словам. Чем сложнее символ, тем большее число понятий он может обозначать.
– Не надо было мне спрашивать.
– Все в порядке, – ответил Септим, не отрываясь от работы. – Это означает, если переводить дословно: «Обрывающий жизни и собирающий сущности».
– А как это звучит на нострамском?
Три произнесенных им слова ласкали слух. Нежные, деликатные и на удивление леденящие кровь. Нострамский, заключила навигатор, звучал как шепот убийцы, склонившегося над ее постелью.
– А если короче? – попросила она, чувствуя, как кожу покалывает от звука голоса, произносящего слова мертвого языка. – Дословно или нет, просто скажи, что это означает.
– Это значит «Ловец душ», – сказал он, держа шлем в руках и оценивая свои труды.
– Так Повелители Ночи называют твоего хозяина? – спросила Эвридика.
– Нет. Это имя, которым его нарек умерший мученической смертью отец-примарх. У избранных сынов VIII Легиона были… имена или титулы, вроде того. Для легиона он был апотекарием Талосом или «пророком» из Десятой роты. Для Ночного Охотника, повелителя VIII Легиона, он был Ловцом душ.
– Почему?
И Септим рассказал ей.
«Громовой ястреб» опустился на посадочную платформу, извергая потоки пара и лязгнув посадочными когтями, принявшими на себя вес корабля. Из-под кокпита, взревев гидравликой, опустилась аппарель. Как только она коснулась платформы, Повелители Ночи высадились, держа оружие наготове.
Талос шел впереди, активировав Аурум и подняв Анафему. Первый Коготь шел следом, вскинув болтеры. За ними, гудя сервоприводами и тяжело грохоча по платформе, шли Малек и Гарадон, облаченные в терминаторские доспехи. Мгновением раньше, пока «Очерненный» не приземлился, Септиму было приказано остаться внутри, и хотя о ней в приказе не говорилось ни слова, – Повелители Ночи все еще ее игнорировали – Эвридика осталась с ним.
– Септим, – произнес Талос, – если кто-нибудь попробует приблизиться к «Громовому ястребу», предупреди их сначала, а затем открывай огонь.
Слуга покорно кивнул. «Очерненный» был оснащен грозным оружием: несколько тяжелых болтеров были установлены на крыльях и по бокам корабля. Они управлялись лишенными конечностей сервиторами, чьи тела были вмонтированы прямо в артиллерийские консоли. Орудиями также можно было управлять с главной консоли из кокпита, что было очень кстати, учитывая жалкое количество сервиторов в распоряжении Десятой роты: только половина турелей на «Громовых ястребах» была в рабочем состоянии. На некоторых десантно-штурмовых кораблях экипаж сервиторов отсутствовал вовсе.
Астартес двигались осторожно. Посадочное поле было чистым, над ним – усеянное звездами небо, которое было подернуто бесцветными облаками. На северной стороне обожженной двигателями платформы виднелся небольшой проем с двойными дверьми, которые вели внутрь шпиля.
– Похоже на лифт, – сказал Ксарл, кивнув в сторону дверей.
– Похоже на ловушку, – проворчал Узас. Как по команде, двойные двери разъехались в стороны с жужжанием механики, обнаружив четырех воинов, стоявших в освещенной кабине лифта.
– Я был прав, – сказал Ксарл.
– Я, возможно, тоже, – не сдавался Узас.
– Тише, – проворчал в вокс Талос, и почти одновременно такой же приказ отдал Малек из Атраментаров. Талос решил было воспротивиться тому, что чемпион отдает приказы его отделению, но формально он сам имел право командовать Первым Когтем не более Малека. А Малек при этом был старше по званию.
Темные фигуры вышли из просторного лифта и теперь неуклюже шагали по платформе тяжеловесной походкой, напоминавшей движения терминаторов-Атраментаров. Воины Первого Когтя синхронно подняли болтеры, и каждый из них нашел свою цель. Малек и Гарадон активировали оружие ближнего боя, прикрывая Астартес с флангов.
– Юстаэринцы, – предупредил Малек. Они знали, кто это. Отделение элитных терминаторов Первой роты Сынов Хоруса.
– Уже нет, – Талос не опустил свой болтер, – мы не знаем, сохранили ли они этот титул. Времена меняются.
Четыре воина, облаченных в черную броню и шлемы с красными линзами, приблизились, подняв оружие. Латунные пасти сдвоенных болтеров, спаренные стволы длиной с копье, принадлежавшие богато изукрашенной автопушке, установленной на руке терминатора, – все они были обращены в сторону гостей. В то время как Повелители Ночи носили темные плащи поверх своих громоздких доспехов, сгорбленные спины воинов Черного Легиона венчали шипастые трофейные пики, демонстрировавшие богатую коллекцию шлемов Астартес из разных имперских орденов. Талос опознал цвета Багровых Кулаков, Гвардии Ворона и нескольких орденов, с которыми он никогда прежде не сталкивался. Непостоянные имперские псы. Они плодились и размножались, как паразиты.
– Который из вас Талос? – провозгласил терминатор, стоявший впереди остальных. Его голос звучал из динамиков шлема как из плохо настроенного вокса: все забивали шумы и помехи.
Талос кивнул Черному легионеру.
– Тот, чей клинок нацелен на твое сердце, а болтер – на твою голову.
– Твой меч хорош очень, Повелитель Ночи, – прохрипел терминатор, указывая штурмболтером на направленный ему в грудь Аурум. Талос присмотрелся к той точке брони, на которую указывал его золотой клинок, и разобрал выгравированное имя: ФАЛЬК.
– Пожалуйста, – произнес Сайрион по внутреннему вокс-каналу их отряда, – только не говорите, что он рифмует слова, чтобы проявить остроумие.
– Фальк, – протянул Талос, – я – Талос из VIII Легиона. Со мной Первый Коготь Десятой роты, а также чемпион Малек и Гарадон, Молот Возвышенного, оба из Атраментаров.
– Сколько же у вас титулов, – сказал другой из терминаторов Черного Легиона, тот, что был с автопушкой. Его голос был ниже, чем у первого, и он щеголял рогатым шлемом, похожим на шлем Гарадона.
– Мы убиваем много людей, – ответил Ксарл и, чтобы подчеркнуть важность своих слов, поочередно наставил свой болтер на каждого из четырех Черных легионеров. Это был показной жест, далекий от утонченности, наглый, даже в чем-то ребяческий. Необходимость подобной театральности раздражала Талоса.
– Здесь, под знаменами Магистра войны, мы все – союзники, – сказал несущий пушку. – Нет нужды проявлять такую враждебность.
– Тогда опустите оружие первыми, – предложил Ксарл.
– Как любезные и гостеприимные хозяева, которыми вы, вне всяких сомнений, являетесь, – добавил Сайрион.
Кто-то из отряда, Талос не смог разобрать, кто именно, переговаривался по воксу с Септимом на «Очерненном». Он знал это, потому что тяжелые болтеры, установленные на правой скуле и на законцовке крыла, пришли в движение, нацеливаясь на четырех терминаторов Черного Легиона.
В высшей степени тактично, подумал он. Наверняка идея Ксарла.
Мгновением позже воины Магистра войны опустили оружие, при этом двигаясь неслаженно и, по-видимому, нисколько не обрадованные развитием событий.
– В их движениях – беспечность, – подметил по воксу Гарадон; в голосе его ясно слышалось отвращение.
– Идемте, братья, – сказал первый терминатор Черного Легиона, склоняя свой грубый шлем. – Магистр войны, благословенный наследник Темных Сил, требует, чтобы вы предстали перед ним.
Только когда Черные легионеры прошли вперед первыми, Повелители Ночи опустили оружие.
– Помнишь, когда-то мы с ними доверяли друг другу? – сказал по воксу Сайрион.
– Нет, – отрезал Ксарл.
– Давайте разберемся с этим по-быстрому, – перебил Талос. Никто не стал спорить.
В тюрьме бушевал бунт.
Когда они спускались, за окнами лифта этаж за этажом проплывали пространства, наводненные кричащими, дерущимися и бегущими заключенными. На одном этаже за окном показалось лицо орущего человека, который неистово замолотил кулаками по стеклу, оставляя на нем кровавые следы после каждого удара. Он бросился бежать, увидев, кто был внутри, – правильное решение, так как Узас уже собирался прикончить глупца выстрелом из болтера.
– Их загонят на корабли для рабов, которые уже готовы к войне против мира-кузницы, – гортанным голосом сообщил легионер с автопушкой. – А пока что мы позволили им насладиться свободой и утолить жажду кровопролития. Они так долго пробыли в заключении.
– Мы освободили их, – сказал предводитель терминаторов, Фальк. – Мы разблокировали камеры, где их держали, и предоставили им свободу. Они используют первые минуты воли, вырезая оставшихся в живых охранников.
Он говорил об этом с гордостью и весельем.
В шуме воплей иногда звучали приглушенные стенами лифтовой шахты выстрелы – очевидно, не все охранники легко сдавались.
Вздрогнув, лифт остановился на этаже, ничем не отличавшемся от остальных. Заключенные – целая орава, – многие из которых были полуголыми, вооружившись кусками мебели и столовыми приборами, с большим энтузиазмом избивали друг друга до смерти.
Пока не открылись двери лифта.
Из всех легионов, отвернувшихся от света Лже-Императора, Талос больше всех презирал Черный Легион, Сынов Хоруса, за то, как низко они пали за годы, прошедшие со дня смерти их отца-примарха. В его глазах они были воплощением всех возможных грехов и злодеяний; в этих воинах-Астартес не осталось и малой толики того благородства, каким они обладали раньше. Они якшались с демонами, бок о бок сражались с ними и почитали шепот варпа как высшую мудрость. Так же, как и одержимый демоном Возвышенный, представлявший собой лишь бледную тень человека, которым был когда-то, Черный Легион, с радостью отдавшийся Губительным Силам, возмущал Талоса до глубины души.
Но когда двери лифта раскрылись, вспышка осознания, почему они живут именно так, а не иначе, озарила его разум.
Перед ними было длинное помещение с центральным коридором, по обеим сторонам которого друг напротив друга располагались камеры заключенных. Двери всех камер были открыты. Всюду валялись истерзанные останки охранников, убитых только что освобожденными пленниками. Сами они – не меньше трех сотен бандитов, убийц и преступников – разом замолчали.
И молча встали на колени, обратив склоненные головы к лифту.
Громадные шипастые фигуры терминаторов Черного Легиона вышли из лифта и зашагали по центральному коридору, не обращая никакого внимания на поклоняющихся им. Их власть была очевидна. Они жили, не испытывая острой нехватки рабов, им не нужно было прилагать все силы, чтобы любой ценой скрыться от разъяренного Империума. Эта жизнь, пусть всего на миг, показалась близкой Талосу. Несмотря на свою ненависть, он понимал их.
Повелители Ночи шли следом, и Талос подозревал, что остальные жаждут достать оружие так же, как и он сам. Людей привели к повиновению благодаря страху – знакомый метод. Но то, что он видел здесь… отдавало чем-то другим. В воздухе витал сернистый привкус, который не до конца поглощали его дыхательные фильтры. Вероятно, для того чтобы внушить столь сильное благоговение за столь короткое время, потребовалось вмешательство чего-то магического или демонического.
Коридор оканчивался дверями, которые вели в квадратное помещение. Свет был приглушен до минимального уровня. Как только двери позади них закрылись, Талос снова услышал шум борьбы в тюремном блоке. Все же от этого звука становилось спокойнее, чем от тишины.
Зал, куда они вошли, когда-то служил столовой. Учинив беспорядки в честь своего освобождения, заключенные перевернули все вверх дном, оставив после себя лишь свалку из сломанных столов и стульев, а также тел двадцати двух бывших сокамерников и стражников, в той или иной степени расчлененных. Несколько дверей вели вглубь тюремного комплекса, но Талосу не суждено было увидеть остальные помещения.
– Что за создание – человек… – произнесла фигура, стоявшая в центре раскуроченного зала, – …посвятить первые мгновения свободы разрушению своего собственного убежища.
Воины Черного Легиона преклонили колени, и подвижные сочленения их доспехов отозвались низким рыком на непривычное движение. Терминаторская броня не предназначалась для выражения почтения – ее создавали, чтобы убивать бесконечно, без пощады, без передышки. Талос сжал челюсти при виде того, как раболепствует элита армии Магистра войны. Даже Атраментары, лучшие из Десятой роты, никогда не кланялись Возвышенному.
Фигура в центре комнаты повернулась, и Талос встретил взгляд самого могущественного, самого устрашающего существа во всей галактике. Существо тепло улыбнулось.
– Талос, – произнес Абаддон Разоритель, Магистр войны Хаоса, – нам с тобой нужно поговорить.
Комментариев нет:
Отправить комментарий